каждый из нас, девушка тоже.
Потом безопасность вытер пенис о волосы девушки, глядя на нас. Он думал о чем-то, что он может сказать, может ему сказать нам что-то. Я не видел, чтобы он глядел на своих коллег, пока еще один не вышел вперед. Тут он улыбнулся и крикнул что-то, я не расслышал. Сзади меня посмеивались безопасности, так, негромко. Теперь второй расстегивает штаны, у этого да, эрекция, подходит к девушке, обходя женщину на земле. Другой безопасность, сзади, крикнул ей, Ты нам не подходишь. Сама видишь.
Тут женщина стала биться головой о камни. Я слышал шум, удары, может она и кричала, не знаю. Я думал про ее слова, не ошибка ли это, возможно, или она в это верит, или не верит, надо обдумать все, разобраться, только потом
полило изо рта, из желудка
сколько времени назад я поел, после
и еще онемение, под челюстью, вверху шеи
наши глаза открыты
35. «мозги у меня имеются»
А в этой секции по лестницам и до самого верха, и там уже другой запах. Гермицид. Я был настороже, тело уже свыклось с напряжением, а сзади звук, шаги безопасности, с которым я был знаком. Я удивлен, думал, его нет, может быть, умер. Вроде кто-то говорил мне, что его взяли, возможно и так, такие слухи, возможно, кто-то мне так шептал. А здесь в этой секции четверо безопасностей и вижу, он тоже. Он меня не узнал. Он расхаживал, сцепив руки, самоуверенная походка, уверенная. Оружия никакого не видно, но как бы без страха, такой он был, определенно, вторгавшийся в мое пространство, как я в его, да, я увидел его осознание. Информацию для меня. Я знал его с дней отбора, его, моего, с отрочества. Если здесь ненависть, то почему. Мы об этом и говорим. Как мы это делаем.
Он продолжал, глядя только вперед, и запах здесь был сильный, сладковатый. Тело у меня ныло, у всех нас. Передо мной женщина споткнулась о ноги мужчины впереди, вцепилась в женщину рядом, бормоча бормоча. Упала, а бормотать не перестала, ни после, когда поднялась на ноги, вцепившись в свою сумку, только на миг глянув в сторону, и я увидел ее глаза, в них что-то было для меня. Я прислушался к ее бормотанию, нет, не молитва, а слов я не различил. Акцент в ее голосе, откуда-то с юга, юго-востока, вполне возможно. Что в этой женщине было, что-то для меня, не мог придумать, и все-таки что-то, это я знал, я видел ее до этого периода, где я видел ее, если видел. Мы же видим лица, а этот запах все заволакивает, сладковатый, густой, так можно и задохнуться, и также другие голоса, несвязный бред, там и дети были. Теперь поток слов от этой женщины, безопасности нас подгоняют, она посматривает, в сторону, где я, нахмурилась, как будто увидев кого, смотрит на меня, но меня не видит, возможно, в себя, как это она выжила, дивясь, что это ей удалось, да, возможно и это. Она снова взглянула на меня, на мое тело. Это правда, что мы видим тела, видим жилы, мускулы там, видим всю силу, есть ли там места послабее и что может ждать в будущем. Вот эта женщина, руки, точно карандаши, несет свою сумку, единственную сумку, и шея у нее тоже тонкая, стебель цветка, танцовщица, форма черепа, голова, лет сорок, я думаю. Она целовала меня, глядя на мое тело, целовала, нащупывала мои гениталии, отходя от меня, глядя в сторону.
Другие услышали бы, внимательные, и тот, с которым я был знаком, опасный человек, это я знал отлично, и знал тоже, что скоро он будет мертвым, в яме с червями. Черви это иногда хорошо. Он познакомился бы с червями, привет, ну как вы тут, познакомился бы с ними.
Что.
Все, да, надеюсь, что так. Я был доволен, да, так, если бы это случилось, все эти жизни, жизненные сроки.
Я вступил в зону его обзора. Когда он взглянул на меня, там было что-то, передача информации. Что это было, чего-то хотел. Что я мог дать ему, если ему можно было дать что-то, что это могло быть.
Такое было время, он не узнал меня. А раз не узнал, значит и не сможет узнать, секрет, созданный им самим.
Это был промежуточный период. Теперь рядом со мной была женщина. Я обнял ее рукой за плечи, как будто она могла упасть. Безопасность следил за этим. Руки сложены сзади, плечи расправлены, ноги стоят вольно, ну вот как бывает «смирно», человек из безопасности, он был и армейским человеком.
Ничего нельзя сказать. Я говорю это сейчас, как и тогда, да, как тогда, как говорил. Это было в моей памяти, я убил его. Не знаю. Был ли я с ним знаком с детства, с младенчества, это да. Был ли он заплечным, он был.
Что значит правосудие
Некоторых вталкивали сюда безопасности, они у двери, и он с другими, нет, без злобы, рассеянно. Теперь он отходил от них, в нем чувствовалась уверенность, как это, с важным видом, и смотрит на женщину-танцовщицу, она была рядом со мной и все бормотала, когда мы входили, теперь она цеплялась за мою одежду, не мог оторвать ее руку, попытался, но она ост amp;чась со мной и бормочет бормочет, может скоро буйствовать станет, безопасности ее успокоят, они такие, умеют, они умеют установить тишину. Тут из дверей другая женщина. Она огляделась, туда, сюда, поискала к кому подойти и теперь освобождала место. Это она для меня, чтобы я мог сесть рядом с ней. Я на нее не глядел, но она увидела, что я понял, и ждала. Крупная такая. Я огляделся, где женщина-танцовщица, где-то сидит. Крупная женщина расчистила место рядом с собой, я больше не мог откладывать, ну и так, сел рядом с ней. Проходили мгновения. Крупная женщина опустила свою ладонь на мою, сжала, подняла ее, оглядела. Я подобрал колени повыше, положил на них голову. Потом насупила ночь, она легла на бок, у нее было одеяло, натянула его на себя и после еще приподняла, больше места, и придвинулась близко ко мне, так что я лег с ней, на нее, моя грудь на ее груди, она откинулась назад, чтобы мы отдохнули, вот так, и накрыла меня, руки на мне, сзади, и я возбудился, поднял ее юбку и расстегнул брюки, протискивая пенис между ее бедер, она оседала, втягивала его, и я мог двигаться в ней, ее плоть облегала меня, подергивая, и у меня произошло извержение, мои пальцы цеплялись в нее. Я остался в ней и заснул.
Когда я проснулся, там была женщина-танцовщица, недалеко от нас, лицо ее ничего не выражало. С ней две старухи. И другие тоже. Скоро пришли двое безопасностей, это они за ней, за танцовщицей. Один взял ее за руку, повел. Она была покорна. Безопасность, которого я знал с детства, возвратился к двери, но теперь последовал за теми двумя, которые забрали танцовщицу. Я помню, как его отец много месяцев назад жил в одной секции, как он посматривал на других, ужас, подозрительность, что они думали, те, о нем, про него, про его отца, все посматривал туда, сюда, может мы заглядываем ему в голову, что там внутри, мысли о нем. Он знал о моем раннем знакомстве с сыном, но отметал его, как незначащее. Сначала он со мной заговорил, но очень скоро замолк, и я понял, что разговор о его прежнем участке привел мысли о сыне, который теперь был известен особой жестокостью, судороги в его голове, я это видел, что его сын стал заплечным мастером, как бы отбросить эти мысли, но он не мог, они все лезли и лезли, пока он им не подчинился, я видел, да, он был испуган, но видел также, что он торжествует, вон ведь какое к нему уважение. Конечно. Как им не уважать, его сын великий мясник, смотрит на всех, прикидывает вес, отца увидит и тоже вес прикинет, ничего не сможет с собой поделать, у этого кожа грубовата, но мясо под ней есть, мясо это всего только узловатые мышцы.
