Что характерно, в мою сторону даже не глянули. Преспокойно обошел «духов» и, углубившись в лес за дорогой, рванул с новыми силами к своей цели — находящейся уже неподалеку реке. По прямой, да временами под гору, бежать одно удовольствие. Руки покоятся на автомате, висящем поперек груди. Ничего нигде не брякает, не колотит. Лепота! Смотреть по сторонам кто будет, мечтатель хренов? Чуть не вылетел на открытый склон. Лес неожиданно резко закончился. В обе стороны уходила гладкая поверхность. Остановившись и присев, внимательно в оптику оглядел окрестности. Опасности не заметил. Значит, можно форсировать, что и сделал, благополучно преодолев с километр поля. Дальше до самой реки весь спуск должен быть поросшим деревьями, так что опасаться, что меня кто-то заметит, не приходится.
Уловив справа шум бегущей воды, направился в ту сторону, в скором времени выйдя к небольшой речушке, впадающей в Аргун. Вдоль нее и побежал вниз с горы, притормаживая, чтобы сильно не разгоняться. Да уж! Вниз скатываться — это не вверх ползти!
Вот и промежуточная цель — горная река, пересекающая мой путь. Попробовал водичку — ох, и холодна! Ничего не поделаешь. Первым делом — раздеться. Ночью быстро обсохнуть не получится. Это после бега мне сейчас жарко, а чуть остыну, да из воды — зуб на зуб не попадет. Все барахло сложил в баул, автомат приторочил сверху. Старательно закрепил за спиной на уровне лопаток. Пусть даже сумка слегка подмокнет, насквозь протечь не успеет, не очень-то широкий в этом месте Аргун. Вошел в реку, холодная вода обожгла. Сжав зубы, чтобы не стучали, вошел по грудь, затем оттолкнулся от дна и поплыл. Сильным течением сразу стало сносить вниз. Противиться не стал — только силы терять! Главное — быстрее достичь противоположного берега, а там, пока бегу в гору, тело согреется. Уже почти достигнув цели, почувствовал — левую ногу сводит судорога. Еще этого не хватало. Осел пустоголовый! Нож-то надо было в руке держать, на худой конец, в зубах. Кольнул бы сейчас в мышцу — и все бы было прекрасно, отпустило. Не хватало еще утонуть на мелководье! Попробуем! Попытавшись встать, ощутил под ногами твердую поверхность. Кое-как выбравшись на берег, сразу принялся разминать сведенную спазмом ногу. Как только боль ушла, баул поместил на спину, автомат в руки, рванул в гору, пытаясь согреться…
Дрожь прошла только тогда, когда голышом добежал практически до вершины. Остановившись, достал шмотки и оделся. Телу стало заметно теплее. Надев на руку часы, в наступивших предрассветных сумерках отметил — семь часов. Ничего это я! Могу еще, когда захочу! Можно перекусить, да завалиться поспать. Следующая ночь снова ожидается бурной. На душе стало легко и спокойно. За пределы кольца я выскользнул. Будем надеяться, что напасть на мой след «воинам Аллаха» не удастся…
Часть 2. Дорога к дому
Перед тем, как уснуть, долго ворочался, пытаясь на жестком лежбище принять удобную позу. Сами собой как-то полезли в голову мысли о прошлой жизни. Память услужливо подкинула период, когда, уволившись на гражданку, приступил к работе в органах внутренних дел…
…Все у меня клеилось, работа нравилась, приносила удовлетворение. Коллеги, обладающие большим опытом работы, чем у меня, по сути пока еще салажонка, в сравнении с ними, зубрами, в помощи не отказывали. Разъясняли, что и как полагается делать в том или ином случае, делая из меня нормального сотрудника уголовного розыска. Район достался — не приведи господи! Сплошной частный сектор со всеми вытекающими из этого «прелестями». Не сразу все стало получаться, но я очень старался работать не хуже остальных. Мероприятий, общепринятых в этой среде, не чурался, компанию поддерживал, но старался много спиртного не употреблять. Искоса на меня никто по этому поводу не смотрел. Зная, что рукопашник из меня очень даже неплохой, регулярно привлекали к задержаниям. С применением оружия в то время было еще достаточно строго, а я, используя ранее приобретенный опыт, великолепно обходился без него.
Мать пережила отца всего на год. Здоровье ее стремительно ухудшалось, необходимые лекарства достать оказалось огромной проблемой, несмотря на все прилагаемые для этого усилия, задействование всех имеющихся связей. В один далеко не прекрасный день не встала с постели, а к вечеру тихо, незаметно умерла. Может быть, если бы удалось уговорить ее лечь в больницу, подлечиться, она бы сколько-то еще протянула. Но никакие уговоры не помогли, мать ни в какую не соглашалась…
…Как заснул, не помню, сон был какой-то рваный. Кого-то догоняю, а как только догнал, вижу перед собой перекошенную от злобы рожу Салмана, а откуда-то из перспективы всплывает милое лицо моей Наташи, сквозь скатывающиеся по щекам слезы шепчущей:
— Ну где же ты? Я так тебя жду, а тебя все нет и нет…
— Картинка резко оборвалась. Безо всякого перехода перед глазами возник зиндан, но не тот, из которого мне удалось наконец-то сбежать, а другой, первый.
Сидели мы в нем вчетвером. Я, двое солдат-срочников и прапорщик-пехотинец. Причем видел себя со стороны, как в кино. Прапорщика звали Семен. Сегодня была наша очередь выносить так называемую парашу — обычный оцинкованный бак с крышкой. Как правило, выволакивали его, пока еще не очень заполнен, чтобы легче было вытаскивать наверх. В этот же раз конвоир как-то не очень жаждал ползти с нами. Когда вонь стала уже просачиваться наверх, наконец-то сторож соизволил открыть решетчатый люк и спустить лестницу. С Семеном, корячась, чтобы не расплескать зловонную жижу, матерясь при этом, как сапожники, с большим трудом подняли бак наверх, вытащив из-под навеса и поставив его на землю, остановились, тяжело дыша.
— Тавай, тащы, сабака!
— Да пошел ты, — огрызнулся Семен, тут же получив чувствительный тычок стволом автомата под ребра, с надрывом закашлявшись, — сам бы попробовал…
— Тащы, сказал!
Делать нечего, поволокли… Протараканив парашу метров двести, снова остановились, опустив ее возле ног. А переть-то еще далеко. То, что нести тяжело, неудивительно, когда раньше выносили полупустую, не боялись расплескать. Сейчас же, когда в баке колыхалась тяжелая, дурно пахнущая жижа, облиться ею не было никакого желания. Запах потом ничем не уберешь. Стирать шмотки точно не поведут. Так и придется дышать в зиндане этими, далеко не цветочными ароматами.
— Какого хрэна встали? Тавай впэред!
— Дай отдышаться-то немного, — в этот раз принял удар на себя я, сумев извернуться так, что досталось только вскользь.
Все равно чувствительно прилетело. Ну да ладно, не все же Семену получать-то. А пока не отдохнем, волочь эту тяжесть — себе дороже. Еще и за то, что разольем, достанется обоим. Чурка, судя по всему, настроен далеко не мирно, только дай повод — оторвется по полной программе. Странно, чего это он сегодня один с нами пошел, никого в напарники не взял? Когда идут вдвоем, так хоть базарят между собой, не обращая на нас особого внимания.
— Пашлы, чуркы, хватыт фылоныть!
Слов-то каких умных нахватался где-то. Даром, что сам — баран бараном. Как же, хозяин положения! После очередного тычка злость на себя, что попал в плен, что до сих пор даже не пытался как-то сбежать, терпя унижения, закипела, но сдержался. Только дай повод — затопчут стадом. Откуда только и понабегут, хоть никого и не видно. Переведя дух, схватились за ручки и потащили бак дальше, за пределы села. Не хотят вонь нюхать. Там, где выливаем, запашок еще тот стоит. Немного сбивают его только не очень часто идущие дожди. Тут такой силы ливень нужен, дабы смыть все нечистоты, чтобы рекой с неба лилось. Такого здесь пока еще не видел.
