– Ты чего? Первый раз, что ли?! Да не держи ты его, бей в дыхалку – он и успокоится! – рассерженно приказывает мне капитан и с негодованием смотрит, как долго я вожусь с пленным «духом».
– А ну… быстро отошел, – распорядился капитан, я сделал шаг в сторону.
– Ну-ка, ребятки, – приказал он разведчикам, – покажите этому сраному браконьеру и гуманисту херову, как такие дела делать надо.
Стоявшие в палатке разведчики сноровисто за заломленные руки подняли с пола афганца и стали его разминать. Бац! Хряк! Шмяк! Рвут, ломают человеческую плоть жесткие удары, рукой, ногой, по болевым точкам. Разбито у пленного лицо, кровью и криком заливается душман, аж завывает от боли… Хорошо его разогрели, только это еще не все…
– Бегом в роту связи, – приказывает мне капитан. – Полевой телефон возьми и сюда тащи.
Пока бегал, пока взял, немного время прошло, прибегаю в штабную палатку, а там уже офицеры, в форму афганскую одетые, наши советники, вокруг пленного сгрудились. Волками на него смотрят.
– Давай телефон, – говорит один из них, – будем связь с «духами» налаживать.
Один оголенный провод к небу прикрепили, второй – к самой нежной части мужского детородного органа. Я знать-то знал, что это такое, но видел первый раз. Стоял рот разинув. А советник ручку полевого телефона крутанул – и электрический разряд в теплое человеческое тело пошел. Гнется уже избитый и привязанный к стулу пленный, мычит, а кричать не может, разбитый рот кляпом забит. Глаза у него от кровоподтеков заплыли, нос раздроблен, кровью исходит. Боль, ужас, ненависть, как порывы ветра, в палатке хлестали. Плохо мне стало, вот я и вышел. Знакомые ребята из разведроты, двоих я еще по учебке знал, стоят у входа в палатку, покуривают.
– Ты чего? – один спрашивает. – Чего сопли распустил? Знаешь, кого мы взяли по наводке? Помнишь, какими тела пацанов из дивизионного автобата нашли? – с клокочущей ненавистью в голосе добавляет: – Помнишь, что с ними сделали?
Помню! Да разве забудешь такое? Попали наши ребята-водители в плен, вот их и пытали, а потом над мертвыми надругались. Тела к нашим постам подкинули. Чтобы, значит, затрепетали мы от ужаса. Злобы это нам добавило, а не трепета, а пленных тогда почти брать перестали. Когда тела наших мальчишек в морг дивизии принесли, то даже патологоанатома стошнило.
– Вот этот, которого сейчас обрабатывают, тем отрядом, что наших ребят изувечил, и командовал, – сплюнув на землю, пояснил разведчик.
– Откуда знаешь? – угрюмо спросил я, вот только тошнота от увиденного допроса прошла.
– Наши советники, что царандоев
[34]
учат, место, где он прячется, установили, а чтобы не предупредили его стукачи душманские, попросили нас его взять, желательно живым. Вот мы его и взяли. А банду его всю положили. Дом, где его взяли, из пушек БМД раздолбали. Так что сопли-то подбери, гуманист хренов…
Жарко, даже ночью, хоть и привык, а все равно потом омываешься, пить хочется. Стоим, покуриваем. О делах бригадных неспешно болтаем, а из палатки возбужденный, громкий выкрик:
– Эй, дежурный! Воды принеси.
Заношу в палатку термос с водой, смотрю, а «дух» готов уже, в крови и блевотине лежит, вроде и не дышит. А офицеры у стола стоят и водку жрут без закуски. Потом запили спецы по допросам выпитый алкоголь принесенной водой – жадно, полными кружками хлебали. Посмотрел на меня начальник разведки, подумал и набулькал из бутылки полкружки. Пей! Огнем водка обожгла. Поставил помятую алюминиевую кружку на дощатый стол, машинально глянул на его поверхность, а там поверх служебных бумаг толстенный том лежит, на обложке название книги и автор: «Война и Мир» Л. Н. Толстой. Середина книги бумажкой заложена.
От выпитой водки так грустно мне стало, тяжело: «Господи! Это что же с нами такое происходит? Мы же не такие совсем… Мы же нормальные люди… солдаты».
А офицеры все о своем переговариваются, голоса все ожесточенно-возбужденные:
– Нет, ты только посмотри: тварь какая, как его за жопу взяли, так всех сдал… одно слово… сучара… даже умереть толком не смог… визжал… пощады просил… Ну, капитан, давай рапорт готовь о реализации разведданных…
Разведданные реализовывал четвертый батальон, если верить их рассказам, покрошили они «духов» немало.
Больше я начальника бригадной разведки капитана Мовсара не видел.
Выписка из боевого формуляра в/ч 44585
В конце марта ушли наши десантно-штурмовые батальоны на усиление Кандагарской мотострелковой бригады, капитан с ними. В июне от батальонов только половина вернулась. А капитан Мовсар…
По БМД, на которой он ехал, шмальнули из гранатомета. Загорелась машина, экипаж выпрыгивать, а по ним из засады «духи» из винтовок и автоматов бьют. Капитан ребят-разведчиков огнем из автомата прикрывал, вот и поцеловался со своей судьбой и смертью. Тело его десантники вынесли, не отдали «духам» на поругание.
А у нас… у нас служба продолжается, место убитых займут другие, народа хватает. Пока хватает…
Служба солдата, она приказами министра обороны меряется. Приказ – вот ты и в армии. Приказ – полгода службы прошло. Приказ – вот и год исполнился, как ты форму надел. Перематывай приказы, как портянку, солдат, вот и легче тебе будет идти, может, и дойдешь до дембеля.
Весной 1981 года уходили на дембель мои земляки, из нашего города я один в бригаде остался. Я за них рад был, привык я к службе, да и друзья у меня были, так что одиночество мне не грозило. Даю свой домашний адрес, прошу ребят зайти к матери успокоить ее, письмо ей передать… и счастливо вам доехать до дома, братцы, мы еще увидимся.
* * *
Дорогой сыночек!
Получила твое письмо, рада, что у тебя все хорошо; и у меня все хорошо. Вчера заходили твои друзья по службе и передали твое письмо. Много про тебя рассказывали, хвалили тебя. Я им очень рада была, стол накрыла, стала их угощать. Кушали они с большим аппетитом, а вот выпивать отказались. Говорят, что в десанте не пьют. Вот только худые какие-то твои друзья. Я им говорю: «Какие же вы худенькие, мальчики! Вас что, так плохо кормят?» А они объясняют, что это от постоянных занятий спортом они такими стройными стали, а кормят вас очень хорошо, всего вдоволь. Еще они подтвердили, что никакой войны в Афганистане нет, а ваша часть только гарнизоном стоит и за ее пределы вас командиры не отпускают. Я очень рада, что ты в своих письмах меня не обманывал. Я показала им твои школьные фотографии, а они говорят, что ты в армии сильно загорел, вырос и поправился.
Сыночек, миленький, раз они живые и здоровые вернулись, то и ты вернешься, я ведь тебя так жду.