– Газета, где работал, медным тазом накрылась. Другая работа – дрянь, толком нигде не платят. Жизнь паскудная, стресс водочкой снимал, тут выпил, там похмелился, вот понеслась жизня по кочкам, – закусив, рассказывает Олег.
Поев, менты уже ушли, час пик прошел, в этой жалкой забегаловке за столиком сидели только мы вдвоем. Уже выпили за встречу. Вспомнили живых и мертвых и еще раз выпили за помин души погибших ребят. А Олег, криво улыбаясь, все рассказывал:
– Жена ушла, родители умерли, денег нет, вот я тут и пристроился. А че?! – Он с пьяным вызовом посмотрел на меня. – Все нормально, на бутылку, на жратву всегда наберу, а чего еще надо?
Что надо? Не знаю. Каждый сам для себя решает, что ему надо. Жизнь паскудная, не платят, работа дерьмо, так у тебя одного, что ли, так? Всем досталось. Только мы продолжаем карабкаться по жизни, а ты сдался. Побираешься тут, по дешевке за бутылку торгуешь нашей памятью, за подачки поешь не тобой написанные песни.
– А как же твой роман про нас? Помнишь? Ты же обещал написать…
И не давая договорить, он меня прерывает:
– Да кому он, на хер, нужен?
Никому, ты прав. Такие, как мы, только на войне нужны. Как под жопой гореть начинает, вот только тогда нас зовут: «Товарищи солдаты! Мужики! Защитим родину-мать! Не выдавайте, родимые!» А в другое время лучше, проще не вспоминать, забыть про тех, кто откликнулся на этот призыв. А про войну приключенческие сказки рассказывать, чтобы с охотой шло воевать свежее пушечное мясо нового призыва. Всегда так было. Вот только это не повод, чтобы заживо умирать.
– Ну что, еще по одной? – предлагает бывший солдат, бывший журналист, бывший человек, умевший воевать, но так и не нашедший в себе силы жить.
– Может, ко мне поедешь? – неуверенно предлагаю я, пока замотанный хозяин несет очередную бутылку. – Работу тебе подберу, пока на стройке, а там посмотрим, квартиру найдем, если надо, подлечим, у меня полно знакомых врачей…
– Ага, и ты будешь, как встарь, мне мозги е…ать: это делай, это не делай, – со злобной иронией ухмыляется Олег, безразлично интересуется: – Ну и сколько у вас, в Мухосранске, рабочий получает?
Говорю сколько. Немного, да и задержки бывают. Но на жизнь хватит. И потом, все дальше только от тебя зависит. Булькающим смехом сквозь пьяную икоту заливается Олег:
– Да ты что совсем ох… ел? Я тут за день больше заработаю…
Он уже заметно опьянел, осоловел, руками хватает закуску, запихивает в рот, наливает дешевую водку, пьет. Смачно отрыгивает. Я прощаюсь и ухожу, скоро поезд, а меня ждут дома. И слышу, как в спину хрипло кричит мне Олег:
– Если тебе так приспичило, сам пиши. А мне уже все по х…й!
На его крик оборачиваются редкие прохожие, а я ухожу не оглядываясь.
Прощай, Олег Вострин! Не сомневайся, я напишу. Как смогу. Ведь кто-то же должен написать про нас, а я за чужими спинами никогда не прятался.
Выписка из боевого формуляра в/ч 44585
В декабре восемьдесят первого года четвертый десантно-штурмовой батальон из нашей бригады прогремел и «прославился» на весь мир. О нем в сводках новостей по забугорному телевидению и радио не раз сообщали в том плане – что вот, дескать, каковы они, эти «рашен коммандос». Ему же было посвящено одно из экстренных заседаний правительства Афганистана. Бесстрашно вызвал батальон на бой все кочевые пуштунские племена. Численный состав этих племен никто, даже они сами, не знает. Но уж никак не меньше ста тысяч хорошо вооруженных мужчин. Кочевые пуштуны в той войне нейтралитет держали. На любую власть они клали… У них своя власть, племенная, и своя земля, а где эта земля, по которой они кочуют, находится, в Афганистане или Пакистане, вождям начхать было. Пока их не трогали, они не воевали. Правительство в Кабуле это вполне устраивало, вождям делались подарки, рядовых членов племен поддерживали продовольствием, и все шло хорошо. Пока отважные десантники…
В декабре 1981 года был четвертый батальон на операции, пытался реализовать разведданные, полученные авиаразведкой. Но душманов не нашел. Такое часто бывало, в порядке вещей, так сказать. Возвращаются наши «несолоно хлебавшие» орлы домой, а тут вооруженные люди передовой роте давай угрожать, мешать проезжать, ружьями махать. И всячески свое недовольство демонстрируют. Командир десантно-штурмовой роты на всякий случай уточняет:
– Армия?
Нет, продолжают возмущаться вооруженные люди.
– Царандой?
Нет, уже на прицел наших бойцов берут.
– Местная самооборона? – Совсем уж для очистки совести спрашивает офицер.
Тоже нет. На прицел берут, древними ружьями грозят, но не стреляют.
По рации запрашивает ротный комбата:
– Что делать? Не армия, не царандой, не местные отряды, оружием грозят, но не стреляют.
– Тебя что, от командования ротой отстранить? – в свою очередь ласково интересуется комбат. – Если ты до сих пор не знаешь, что делать, когда тебе препятствуют всякие там…
– Не надо! – просит офицер и твердо заверяет: – Знаю я, что делать!
– Ну раз знаешь… – заканчивает диалог комбат. – Конец связи.
Отдает матерный и очень боевой приказ командир роты своим бойцам. И из спаренного с пушкой пулемета ПКТ
[39]
дает длинную очередь башенный стрелок
[40]
поверх голов неизвестных, но очень недовольных присутствием десантников на своей земле лиц. Те оторопели. А к ним, шустро попрыгав со своих машин, воины-штурмовики кинулись.
Раз – кулаком в морду, два – ногой в живот, рывком винтовку на себя, да переднюю подсечку провел, вот и повалил. Быстро, лихо показал свои навыки рукопашного боя десантник супротивнику. Машет захваченной винтовкой: «Готов, разоружили!»
А все БМД продолжают вести стрельбу из пулеметов поверх голов, задрав стволы пушек, стрельнули пару раз из орудий, для паники. Всех разоружили, лица поразбивали, повалили, в ряд положили, но на поражение не стреляли, убитых среди неизвестных нет. Дальше! «Эх, раззудись, рука, развернись, плечо!» Пошли обыскивать стоящие невдалеке шатры. Бабы визжат, детишки орут, десантура шмонает. Все найденное оружие и боеприпасы собрали, конфисковали, погрузили. И ручкой на прощанье помахали: «Адью!»
Спокойно вернулся в место постоянной дислокации батальон. Трофейное оружие сдали, благодарность за умелые действия получили, все просто отлично. Кроме оружия и боеприпасов нахапали и других трофеев, в основном бытовых – магнитофоны, часики, приемники, фонарики, так, мелочь одна. Их, естественно, сдавать никто не собирался.
