XXX
— Звонк!.. Звонк!.. — пропело между стволов, и тут же эти звуки накрыла давящая волна моторного рева и лязганья.
Так же молниеносным высверком, картинкой из прошлого мелькнула вдруг в его сознании эта история. К чему вдруг она сейчас ему вспомнилась?
Вражеские «пантеры» явно двигались к самому краю лесного выступа. Напрямую через лес не пошли, побоялись застрять. Или, что скорее всего, остереглись вражеской засады или мин. По грунтовке только что прошли другие экипажи, а связь у них в «зверинце» налажена хорошо, небось успели сведения запросить и получить.
— Командир… Командир… — его тряс за плечо Зарайский.
— Ты чего оставил?! Ты где должен? — закричал Демьян. — А ну…
Договорить он не успел.
— Горит, Дема… Горит… — как заведенный, говорил Зарайский, тыча трофейным «шмайсером» в сторону накатывавшего слева танка. Теперь и Гвоздев из-за дерева увидел, как языки желтого пламени будто проросли разом по всей броневой поверхности «пантеры» позади башни. Это на ходу, от инерции движения, растекалось, как жидкое тесто по сковороде, жидкое пламя.
— Чтоб тебя!.. — вслух выговорил Демьян.
— Это Фома… Его работа, — радостно кричал Сарай, все тряся Гвоздева за плечо.
Машина, которую все сильнее обнимало пламя, прошла еще несколько метров и вдруг остановилась.
XXXI
Двигатели взревели с новой силой, и танк, резко развернувшись на месте, направился в поле. Он прошел поперек траектории движения второй «пантеры». Темно-серая дымящаяся машина вклинилась в желтое море пшеницы и покатилась дальше, в глубь поля, оставляя за собой широкую черную полосу взрытой пахоты.
Стерня по обеим сторонам колеи занялась огнем. Еле заметный ветер тянул со стороны реки, от леса в сторону колхоза. В какие-то доли секунды на левой стороне от борозды выросла стена пламени, которая стала двигаться в сторону подходившей по диагонали «пантеры». Колосья горели, как порох, чернели и обугливались с треском, перекрывавшим даже рев танковых двигателей.
Пятно выжженной стерни расширялось, бледно-красное пламя гудело, становясь все выше. Из него поднимался густой черно-сизый дым. Он пучился клубами, которые разносило по полю, застя обзор, закрывая все вокруг непроглядной дымовой завесой.
— Скорее… к Фаррахову!
«Курсовики» вражеских танков вслепую, но от этого еще с большей остервенелостью поливали длинными очередями лес из-за завесы огня и дыма. Под свист и щелканье пуль Гвоздев и Зарайский перебегали от одного ствола к другому. На Фаррахова они натолкнулись неожиданно. Налетели на него в обрывистой ложбинке.
Подмытое ливнями корневище высокой сосны обнажилось с одной стороны. Его Фаррах и использовал в качестве маскировочного укрытия, оставлявшего возможность для обзора в сторону поля и ведения огня.
Гвоздев, бежавший первым, чуть не наступил на бойца, искусно замаскировавшегося среди корней пологом из иголок и веток папоротника.
— Фу ты, черт! Фаррах! Скорее подымайся! — крикнул ему Гвоздев. — В поле пробиваться будем.
— А Фома? — спросил пулеметчик.
Он, извиваясь всем телом, быстро и ловко выбирался из-под корней. Пока он выползал, переплетенные корни шевелились, будто клубок толстых черно-коричневых змей, готовых вот-вот ужалить. Но они были не страшны, насмерть ужалить могли гулким и звонким роем разлетавшиеся среди стволов пулеметные очереди.
— Фома не маленький… Сообразят, что к чему… — скрипнув зубами, жестко ответил Демьян.
У него самого мелькнула мысль рвануть в сторону Фомина и Артюхова. Как ни вслушивался он в какофонию грохота, лязга и рева, как ни пытался выудить в этой оглушающей мешанине хотя бы окрик или выстрел с левого фланга, этого не удавалось. Не такой Фома простак. И «пантере» этой хвост он не просто так подшмалил. Зарайский будто прочитал мысли Гвоздева.
— Фома уже, поди, того… давно по колхозу отжигает… — крикнул он и захохотал.
— Некогда менять уговор. Фома знает — не ждем, ищем друг дружку на северо-западном углу колхозного периметра, так что за мной… — ободрившимся голосом проговорил Гвоздев.
XXXII
Сделав отмашку рукой, Демьян стал пробираться вперед, к самой опушке. А сам невольно в очередной раз удивился непредсказуемому характеру Зарайского. Уже не первую неделю воевал он бок о бок с Аркадием, видел, как тот вел себя в переделках, под пулями и взрывами снарядов. Чем массированнее артобстрел и плотнее работа вражеских пулеметов, чем опаснее ситуация, тем веселее тот становился, бесшабашнее начинал себя вести.
Но как стихнет, так его словно подменяли на откровенного ленивца и сачка, которого заставить что-нибудь сделать можно только с помощью окрика и других подручных средств. Чудак-человек… Вот и сейчас: вражья сила напирает, положение — хуже некуда, а этот будто только ожил, а точнее, проснулся и все более входит в раж, наконец-то поймав кураж от происходящего.
Дымная завеса на миг отступила, открыв ослепительно красную стену огня. Коптивший дымом, с языками пламени на корме, танк продолжал удаляться в сторону колхоза. Он уже выбрался на грунтовку и прибавил скорость.
— Нету, второго нету!.. — отчаянно крикнул он и ринулся вперед.
Сейчас Гвоздев боялся одного: экипаж второй машины — той, которая надвигалась на них наискосок, прямо по пшенице, может не отступить перед охваченной пламенем пшеницей. Тогда, пройдя через стену огня, он окажется прямо на опушке леса. Прицельная стрельба в упор курсовых пулеметов «пантер» наверняка их достанет.
Но перед ним было только стремительно разрастающееся выжженное пятно земли. Гвоздев, выжав из себя все силы, протопал по грунтовке. Истекая потом, он ворвался в пшеничную волну. Тупые носки ботинок били по стеблям, ломая их, встряхивая и сбивая крупные зерна из переспелых колосьев.
На бегу Гвоздев все время старался держать в поле зрения левый фланг. Вражеская «пантера» могла вынырнуть из непроглядной завесы огня и дыма в любой момент. Вот что-то показалось в черно-сизых клубах, перевитых с длинными оранжевыми языками пожара. Это дульный тормоз! Ствол танкового орудия стремительно вырастал калибр за калибром.
Демьян резко обернулся. Зарайский несся следом, с взмокшим, искаженным страданием лицом. За ним, метрах в пяти, бежал Фаррах, с «дегтяревым», колотившимся при каждом толчке по груди повернутой плашмя «тарелкой» патронного диска.
— Лежать!!! — крикнул он что есть силы и замахал руками, демонстрируя направление «сверху вниз». — Ложись! Ложись!
Перед тем как рухнуть в пшеницу, он успел увидеть обращенные к нему, исполненные непонимания и растерянности физиономии своих товарищей. Сообразили? Успели? Сейчас многотонная махина накатит на них и раздавит, вмиг превратив в удобрения для пашни. Бежать бесполезно.
В этой пшенице если тебя засекли, то уже не скроешься. Обзор у этих бронированных «кошек» будь здоров. Эти гадины будут преследовать тебя, пока не сотворят свою жуткую злую шутку. Размажут по земле этаким тонким слоем паштета. Мясо вперемешку с костной массой. Безвозмездная помощь фашистов в адрес вражеских хлеборобов. Успели они или нет? Лязганье нарастает. Он катит прямо на Демьяна. Да, по-другому и быть не может. Прямо на него… Прямо на него…
