Двенадцать — круглое число.
Тринадцатый — счастливое или несчастное число, как всегда хотелось видеть его положение в отделении или при нем — был Дори. Водитель и связной-мотоциклист, сам себя причислял к отделению, если там было что выпить, и заявлял об отсутствии какой-либо принадлежности к нему, если речь шла о военных играх.
Двенадцать или тринадцать?
Шпис
[3]
говорил — двенадцать, а шпис знал, что говорил!
Огромный палаточный городок…
Покосившиеся крестьянские хаты с маленькими подслеповатыми окнами. Заборы палисадников — косые и поваленные ветром, в них больше дыр, чем досок. Широкая ухабистая деревенская улица пуста, раскалена летней жарой. Бедность, безутешность, жара…
У входа в дом без ворот в тени лежит неподвижно пес, уткнувшись носом в серый от пыли сапог. Он постоянно жмурится, когда в сапоге что-то шевелится, и поглядывает на спокойно лежащие на серых танкистских брюках руки, белый обнаженный торс и красно-коричневое загорелое лицо с короткой трубкой в зубах.
— Хорошо, Комиссар.
Пес устало один раз махнул хвостом, довольно поворчал, сунул нос еще глубже в складку сапога, вытянул передние лапы и положил их одна на другую.
Вторая пара сапог стояла чуть выше, на последней ступеньке лестницы. Коленки, острые, как пирамиды. Серые суконные брюки высоко засучены, и худые мальчишеские ноги создают резкий контраст с неуклюжими сапогами и слишком широкими штанинами. Второй лежал спиной на полу хаты, закинув руки за голову, и смотрел мимо крыши в безоблачное небо.
— А почему ты его зовешь комиссаром?
— Почему? — тот, что был с трубкой, крепко прижал табак большим пальцем, улыбнулся и посмотрел на собаку: — Черный от морды до хвоста, а на шее — две красные петлицы!
— Снаружи — похож, но внутри — нет.
— Как внутри?
— Ну, ведь его взгляды, его идеологические убеждения совсем не соответствуют.
— Собаке?
— Нет, комиссару. Глянь на этого малого. Во-первых, он дрыхнет. Во-вторых, мирно лежит у ног немецкого бойца. А в-третьих — машет хвостом, если ты ему что-нибудь говоришь. Ты когда-нибудь встречал такого комиссара?
— Быть может, один из лучших?
— Да, перебежчик!
Приподнявшийся опять улегся на пол.
Курящий трубку покачал головой, наклонился немного вперед и рукой, почти с нежностью, погладил лохматую шерсть.
Послышались усталые шаркающие шаги.
— Привет, Эрнст!
Курящий трубку перестал гладить собаку, ткнул сапоги перед собой:
— Поднимайся, Цыпа, Дори здесь! — а только что подошедшего спросил:
— Дори, ты почту привез?
Дори покачал головой, извиняясь, пожал плечами и усердно почесал нос указательным и большим пальцами.
— Садись сюда, Дори. Привез новые сортирные новости или надо тебе чего?
Дори подошел, осторожно переступил через собаку и присел на колоду, прислонившись спиной к высокой поленнице дров, стянул с головы покрытую масляными пятнами маскировочную кепку и постучал пальцами по карманам брюк.
— Н-да, новости для обоих, а кроме того…
— Что «кроме того»? — Эрнст усмехнулся и толкнул блондина в бок: — Ну, что я говорил, Цыпа? Этой заднице чего-то понадобилось.
Он протянул Дори пачку «Юно». Тот тонкими пальцами вытянул из нее сигарету, сунул ее за ухо и потянулся за другой:
— Эрнст, одной не хватит, рассказывать долго…
Когда сигарета, наконец, задымила, Дори благодарно кивнул и начал декламировать:
— Не знаю, что стало со мною, печалью душа смущена…
— Дори, заткнись! — Эрнст ухватил сигарету у Дори. — Знаем мы, что ты когда-то ходил в какую-то вонючую гимназию! Давай, не тяни!
— Н-да, как говорится, прошли наши спокойные деньки. Снова был в штабе дивизии, специальное задание, и все такое… — Эрнст и Блондин улыбались, однако не прерывали. Они знали Дори, который всегда нагнетал обстановку. А что будет дальше — может, и ничего, все-то он видел и все слышал — этот замасленный индивидуалист имеет обширные связи. То, что он узнает, — самые горячие новости! Дори, что касается его информированности, всегда опережает свое время на день.
— Говорю же, я как раз ехал в дивизию. Да, и по дороге сломался…
— Отлично! — засмеялся Эрнст и снова толкнул Блондина в бок: — Было бы удивительно, если бы не случилось аварии! Они же — твой коронный номер! Я правильно говорю?
— Во, придурок! — Дори обиделся. — Тогда, господа, больше ни слова!
— Ладно, ладно, — Эрнст, извиняясь, поднял руки. — Может, еще одну?
Когда Дори увидел пачку «Юно», лицо его сразу разгладилось:
— Да… Так на чем я остановился?
— На аварии!
— Точно. Поломался я как раз у связистов. А там у меня старый приятель. Поломка была почти запланирована. Мой «катушечник» иногда знает больше, чем наш командир. По крайней мере, узнает все раньше. Ну вот, и я там немножко набурил.
— И что дало твое бурение? — Эрнст и Блондин насторожились.
Дори посмотрел, как столбик пепла с сигареты падал прямо на масляное пятно на его брюках. Он тут же глянул на камуфляжную кепку и шлепнул ею по коленке.
— Прямое попадание! — довольно усмехнулся он и надел кепку на голову. — Н-да, и знаете, что рассказал мой друг-связист, а?
Блондин потерял терпение:
— Мы с ним, что ли, трепались или ты?
— Разумеется, я. Значит, так: нашему прекрасному отдыху на этом курорте пришел конец.
— Нас что, переводят? Во Францию? Или в…
Дори сморщился, как будто хотел чихнуть, шлепнул себя обеими ладонями по ляжкам и захохотал. Комиссар вдруг вскочил, оскалил зубы и зарычал. Смех тут же смолк.
— Ну и фантазия у вас, друзья мои. А речь идет о дерьме, и очень густом!
— Хорошо, Комиссар. — Эрнст был спокоен, как обычно, погладил пса, и он сразу же снова улегся у ног своего хозяина, при этом недовольно уставился на Дори и для профилактики оставил губы приподнятыми.
— Значит, Дори, опять начнется?
Дори кивнул:
— Будет большое дело. Операция под кодовым названием… «Замок»?.. Нет — «Крепость»… Нет, вертится на языке… Цу… Ци… «Цитадель»! Вот!
— Ага, — пробурчал Эрнст.
— Ага, Эрнст, и больше — ничего? «Рейх» и «Мертвая голова» уже поехали. От вермахта — «Великая Германия», полно танков и артиллерии и прежде всего — реактивных установок… Есть еще закурить?
