— Яке ще утруднення? — так и взвился Лемик.
— Так з нами Ицек ехать навязался. Симпатик червоних.
— Що? Ицек? — враз обозлился Лемик. — Геть того жида!
— Тихо, тихо… — остановил его Длугий и спросил Пилюка. — Этот Ицек, что, тоже из села?
— В тим-то й справа… З Меланчиних хуторов вин. В город за инструкциями приезжал.
— Ну и отлично! — обрадовался Длугий. — Он нам не помешает, наоборот, подозрений меньше. Вперед.
Пилюк согласно кивнул и, не оборачиваясь, пошел к павильону, а за ним, так же кивком попрощавшись с Лемиком, двинулся Длугий…
Топкий луг, примыкавший к базарным рядам, был сплошь занят подводами, на которых визжали свиньи, вытягивали шеи гуси и бестолково кудахтали куры. Выбиравшие живность покупатели, переходя от воза к возу, еще старательно толкли луговую грязь, а мужики уже обихаживали коней, собираясь ехать домой.
Здоровый, степенный дядька снял с лошадиных морд торбы и разобрал вожжи, пока крутившийся вокруг его подводы Ицек, молодой, чернявый еврей, поглядывал по сторонам, всячески изображая нетерпение. Он даже собирался напуститься на только что вынырнувшего из толпы Пилюка, но у того был такой вид, что Ицек все-таки воздержался.
Все трое взгромоздились на подводу, и в тот момент, когда повозочный начал заворачивать коней, чтобы выехать с луга, его остановил Длугий.
— Эй, дядьку, вам в какую сторону?
— На Меланчини хутори… — равнодушно отозвался повозочный и, только увидев едва заметный кивок Пилюка, повернулся. — А вам куди, добродию?..
— На лесопилку Клембовского. Подбросите?
— Та то ж трохи крюк…
Возчик довольно натурально колебался, и Длугий подмигнул ему:
— Ну так и что? На крюк и накинуть можно…
— Накинуть? — Дядько полез пятерней в потылыцю.
[32]
— А що, добродию, як на пивмишка овса дадите, то сидайте…
Подвода выехала с топкого луга и покатилась по мостовой. Ицек, все время беспокойно оборачивавшийся, наконец круто повернулся к сидевшему с другой стороны Длугому.
— А вы кто такой будете?
Пилюк, сидевший рядом с возницей и одним глазом все время косившийся на Ицека, тут же вмешался:
— Прошу вас, пане, сидайте на мое мисце, тут краще…
Однако, к удивлению Пилюка, Длугий отрицательно покачал головой, оценил полупролетарский вид попутчика и, улыбаясь, ответил:
— А я, молодой человек, инженер. Из… — он достал из кармана удостоверение и, посмеиваясь, нарочно по складам прочитал: — как тут… «Обл-лес-пром-союза»… Никак не могу запомнить. Это, знаете, лесопилки, деревоообработка, мебель…
— Инженер… — уважительно протянул Ицек и тут же задорно тряхнул курчавой головой. — Ничего! Теперь мы тоже можем на инженера выучиться. Вон, Эстер Гликман помошницей машиниста стала, не слыхали? Про нее даже в газете писали!
— Нет, про нее не слышал, а вот что учиться хотите, это хорошо! — Длугий поощрительно кивнул головой и обратился к Пилюку: — Вы, молодой человек, где учились?
— Тут… — Пилюк повернулся и недоуменно посмотрел на Длугого. — Я ж украинськую гимназию закінчив.
Длугий мечтательно прищурился.
— Ах, как я вам завидую! Вы, молодые люди, поступите в «политехнику», станете инженерами. Да, а вы что кончали?
Он благожелательно посмотрел на Ицека.
— Что кончал?.. Я подмастерье. — Ицек недовольно нахмурился, но тут же уверенно заявил: — Но ничего, я все равно выучусь!
— И правильно, молодой человек, и правильно! Я сам учился на медные гроши…
Колеса тарахтели по булыжнику, молчаливый повозочный жался боком, Пилюк, вывернувшись на сиденье, удивленно слушал Длугого, и все пассажиры мелко тряслись на подводе, тащившейся к городской окраине в общем потоке разъезжавшихся с базара селян…
* * *
Десять километров от железнодорожной станции до Голобова, Вукс прошагал пешком. Идти по скользкой, промерзшей за ночь колее было трудно, и поручик все время жался к обочине. Тогда, расставшись с майором, Вукс со своим отрядом проскочил слишком далеко и уже за демаркационной линией, шедшей по Бугу, попал в «халепу
[33]
». Какое-то время Вукс выжидал и наконец, решив, что благоприятное время пришло, сам отправился на связь с паном Казимиром.
Когда показались первые домишки Голобова, Вукс внутренне подтянулся. Он понятия не имел, где находится дом Яновских, куда, как он выяснил, перебралась Лидия. Уже на окраине, уловив вдруг нестерпимо желанный запах, Вукс остановился. Рядом, у хлебной лавки, разгружали свежевыпеченные батоны. Неожиданно один из грузчиков бросил лоток и кинулся к Вуксу.
— Не узнаете, пане поручнику? Я же Стус… Жолнеж Стус Збигнев, не помните?
Вукс сразу узнал его, но опасаясь, довольно холодно произнес:
— А зачем мне помнить? Ты ж и присягу, наверное, забыл…
— Как можно, пане поручник!
Каблуки жолнежа сами собой щелкнули, и Вукс милостиво кивнул.
— Ну ладно, ладно… Как здесь очутился?
— А я у коханки живу. Вон наш домик… — Стус махнул рукой в сторону приземистой хатки. — А тут, в лавке, подрабатываю. А вы сюда, я извиняюсь, надолго?
— Да нет… — Вукс испытывающе посмотрел на Стуса. — На пару дней.
— Тогда, может, у меня остановитесь? Нас только двое там. И к нам не ходит никто. Я ж понимаю…
— У тебя, говоришь? — Вукс заколебался. — А что ты такое понимаешь?
— Ну вы… Тогда… С отрядом… Я и сам… Боюсь, как начнут спрашивать, кто да что, так и отвечать не поспеешь…
— О чем речь, жолнеж? Ты, часом, не дезертировал из колонны?
— Пане поручнику! Что вы такое говорите? Нас же разбили!
— Как «разбили»? — ахнул Вукс. — Где?
— Да там же, почти сразу, как выехали… Я на последней ценжарувке сидел. А впереди как рванет! И стрельба сразу… Я тоже пальнул пару раз, а команды нет, пана майора тоже нет… — Стус замялся. — Ну, тогда я, значит, в кусты и…
— Так… — Поручик остановил его. — Похоже, нам с тобой поговорить надо…
Ища местечко поукромнее, Вукс огляделся, и Стус, сразу поняв, в чем дело, настойчиво предложил:
— Идемте ко мне, пане поручнику, идемте…
Стус махнул напарнику, чтобы тот закочил работу сам, и повел Вукса к низенькой хатке с обведенными синькой, окнами.
Безусловно, эта встреча была большой удачей, но, признаться, рассказ Стуса ошарашил Вукса, и он довольно долго сидел в гостеприимной хатке, решая искать ли теперь Яновскую. По всему выходило, что искать надо, и Вукс, обстоятельно расспросив подружку Стуса, выбрался в город.
