Пока пан Казимир залезал на сиденье, Вукс снял с морды лошади торбу с овсом, вдел удила и, гикнув на чалую лошаденку, некоторое время шел рядом, запрыгнув в шарабан уже на ходу.
Развернувшись на поляне, они с километр ехали лесом, в конце-концов выбрались на опушку и, перевалив канаву, покатили накатанной полевой дорогой.
Пыль на колее за ночь осела, застоявшаяся лошадка шла резвой рысью, и было слышно лишь, как мягко хлопают копыта, позванивает сбруя да скрипит разъезженый шарабан. С одной стороны проплывали поля, с другой — стеной стоял густой лес. Кругом никого не было видно.
Монотонная дорога успокаивала, Вукс только изредка подгонял лошадь, и майор, которому надоело молчать, спросил:
— Владек… а что там у нас на общем фоне?
— Паршиво, пан майор…
Вукс вытащил из-за голенища сложенную вчетверо газету.
— Что это у тебя? — заинтересовался пан Казимир.
— «Вильна праця»… — Вукс показал заголовок майору и, не выпуская вожжей из рук, начал читать специально отчеркнутый абзац: — «Кроме помещиков, польский уряд насаждал свою агентуру, верных псов-осадников, получивших 24 943 гектара лучшей земли…»
— Ах ты ж!.. — выругался вполголоса пан Казимир. — У нас же расчет на военное противостояние был, а тут на тебе, явная политическая чистка. Так нам ни одной базы не останется!
— А на что нам теперь базы, пан майор? — Вукс спрятал газету. — Франция разбита, Англию бомбят, еще немного — и вся Европа под Гитлером. Тогда что?
Пан Казимир ответил не сразу. Чувствовалось, он и сам еще не уверен в правильности того, что думает. Как бы предлагая Вуксу решать этот вопрос вместе, майор сказал:
— Остается еще Россия, Владек, Россия…
— Ага! То-то она нам против Гитлера помогла…
— Не скажи, Владек, не скажи… Вот увидишь, сцепятся Гитлер со Сталиным, ой как сцепятся… Это ж два медведя в одной берлоге…
— Тогда что выходит? — Вукс посмотрел на пана Казимира. — Наш союзник — Россия?
— Выходит… Сам понимаешь, одной Англии не устоять.
— А как же Америка?
— А ей мы на что? Она, Владек, за океаном…
— А если Япония и Россия опять передерутся?
— Да, Владек, расклад… — и пан Казимир снова замолчал.
Им было над чем подумать. Дорога впереди предстояла неблизкая, и оба «путешественника», пригреваемые все выше поднимавшимся солнышком, замолчали…
* * *
На всякий случай пан Казимир и Вукс избегали битого шляха и потому долго добирались до места. Убедившись, что они наконец приехали, Вукс придержал лошадь, а пан Казимир начал осматриваться.
Низкая корчма пряталась под деревьями. Добротная, сложенная из желтого кирпича, она заметно выделялась среди белых сельских мазанок. Корчма действовала, но над вторым, явно хозяйским крыльцом, висела новенькая вывеска сельсовета.
Посетителей, правда, видно не было, да и сельская улица пустовала, но у входа, на скамейке, сбитой из потемневших от времени досок, сидел дедок, поставив между колен толстую суковатую палку.
Пан Казимир вылез из шарабана и, пройдя к корчме, спросил любопытно поглядывавшего на приезжих деда.
— Слышь, служивый, не скажешь, как к Голимбиевскому проехать?
— А на что он тебе, мил человек?
— Э, служивый, много знать будешь, скоро состаришься.
— Эх-хе-хе! — дед рассмеялся дребезжащим смешком. — Да меня почитай годков двадцать дедом Степаном зовут, куда ж мне стариться?
— Прямо уж двадцать? — подмигнул деду пан Казимир.
— А ты из каких будешь? — сощурился дед Степан.
— Из русских я, дед, из русских…
Пан Казимир насторожился и, отвечая таким образом, стремился понять, куда клонит, судя по всему, непростой собеседник. Он по опыту знал, что такой вроде ничего не значащий разговор может подсказать многое. Сейчас для них с Вуксом было важно выяснить, на какие вопросы будет напирать хитрый дедок. Но тот, к вящему удивлению майора, ожидавшего совсем другого, вдруг ударился в «политику».
— Во, я ж по разговору чую! А Россия, вона зараз ого-го…
— Это какое же ого-го? Хорошо оно или плохо?
— Да чур тебя, скажешь тоже! — Дед Степан фыркнул. — Я есть старый русский солдат. Я под Мукденом был. А зараз мы япошкам по роже, финнам — по сопатке! Я вон в той Финляндии постоем стоял, а теперь, вишь, и государство чужое…
— А как же Польша, дед? — серьезно спросил пан Казимир.
— Польша? — дед Степан крякнул. — Хай бы тоже при России была, а то все ф-р-р да ф-р-р, вот и выйшов пшик.
— Да, генеральская у тебя, дед, голова, — майор достал пачку «Казбека» и с хрустом разорвал склейку. — Закуривай, служивый.
— Дякую… — Дед Степан ловко вытянул папиросу из коробки. — Умеешь ты, мил человек, с солдатом поговорить! А к Голимбиевскому лучше стежкой ехать. Ваша таратайка пройдет. Вон за корчму ливоруч и паняй соби до лису…
— Ну бывай, служивый! Спасибо, — и пан Казимир, усмехнувшись, полез в шарабан…
Хутор Голимбиевского стоял на лесной поляне, недалеко от опушки. Внутри ограды белел аккуратный домик, к которому вела, деля пополам цветничок, чистая, посыпанная желтым песком дорожка.
Едва шарабан подъехал к воротам, как на крыльце появился сам хозяин. Было ему явно за пятдесят, на носу поблескивало пенсне со шнурком, а «чеховская» бородка придавала вид старомодный, благодушный и благожелательный.
Вукс с паном Казимиром подошли к крылечку и, поздоровавшись с хозяином, майор спросил:
— Если не ошибаюсь, пан Голимбиевский?
— Именно… С кем имею честь?
Пан Казимир церемонно вручил рекомендательное письмо.
Голимбиевский разорвал конверт, быстро пробежал глазами текст и поднял голову.
— Так это вы муж пани Яновской? Очень, очень приятно! Смею вас заверить, народная медицина делает чудеса, и я гарантирую, что за две недели ваша нервная система будет в полном порядке.
— Пан Голимбиевский, вы нас так обнадежили, что сразу захотелось приступить к лечению, но, видите ли, нам еще надо обустроиться и вообще… — начал было пан Казимир, но Голимбиевский сразу же перебил его:
— Нет, нет, нет! Вы будете жить у меня. Да, спрашиваю уже как пациентов… Вы воевали?
— Впрямую не довелось. — Пан Казимир предостерегающе посмотрел на Вукса. — Нас мобилизовали, но все так быстро кончилось и вот мы…
— Понимаю, понимаю… И убежден, все ваши нервы и все остальное оттуда… Прошу!
Голимбиевский широко распахнул двери и вошел в комнату только после гостей. Обстановка внутри оказалась вполне городская. Пан Казимир начал осматриваться, но незаметный знак Вукса заставил майора повернуться. В углу на подставке, застланной вышитым рушником, стоял радиоприемник. Квадратная шкала отсвечивала справа, рядом с закругленным краем блестела эмалированная табличка, а чуть ниже из-под свесившегося рушника выглядывала электрическая батарея с синим и красным обозначением полюсов.
