— Разумеется.
Пан Казимир достал из портмоне монетку и отдал хозяину. Тот внимательно рассмотрел ее и только теперь вытянулся в струнку.
— С прибытием пан…
— Майор, — закончил Дембицкий и спросил. — Куда?
Мышлаевский провел гостя через всю квартиру в комнату с большим угловым окном, выходившим сразу на две стены. Напротив одной стороны окна полыхал богато украшенный изразцами камин, а против другой стоял диван, покрытый свисающим со стены ковром, на котором висела целая коллекция старинного оружия. Оценив ее по достоинству, пан Казимир скользнул взглядом по корешкам фолиантов, прятавшихся за стеклами стоявшего тут же книжного шкафа, по придвинутым к камину двум новомодным креслам с подлокотниками в виде танковых гусениц и обратил внимание на скромный литографический плакат, висевший чуть сбоку камина. Майор подошел ближе и наклонился.
— «Чудо на Висле», — вслух прочитал надпись пан Казимир и повернулся к хозяину. — Как я понимаю, этот плакат здесь не случайно?
— Да. — Мышлаевский улыбнулся. — Мои знакомые уверяют меня, что я похож на того гарцежа.
[10]
— Но вы были в том бою?
— Конечно.
— Еще гимназистом?
— Так, пан майор.
— Ну а теперь вы пан, поручник…. — Пан Казимир в упор посмотрел на Мышлаевского. — Да, кто еще в квартире?
— Никого. Я сам. Не люблю, знаете ли, в доме лишних людей.
— Ну тогда к делу. — Пан Казимир шагнул к креслу. — Вы позволите?
— Конечно, конечно, — спохватился Мышлаевский. — Пусть пан майор чувствует себя как дома.
— Ну если так… — Пан Казимир сел, подтянул ближе второе кресло и непринужденно протянул руки к огню. — Садитесь рядышком, пан поручник, и, ради бога, извините, с самого детства неравнодушен к каминам…
— Понимаю… — Мышлаевский несколько церемонно опустился в кресло. — Я, знаете ли, стою за старинный польский чин…
— Как и все мы… — На какой-то момент пан Казимир ушел в себя, но сразу встряхнулся. — Вы, конечно, о Гжельском слышали?
— Постольку-поскольку…
— Мне тоже известно мало. Ведет дело следователь Вальчак. Вы его знаете?
— Слыхал. Говорят, дотошный.
— Такого и надо. Так вот, он убежден, что задержанный по этому делу Меланюк сам не стрелял, но каким-то боком причастен. Тут еще не все понятно. С одной стороны, вроде связан с коммунистами, с другой, член «Сильського господаря»…
— Националист? — оживился Мышлаевский. — ОУН?
— Не доказано… Этот Меланюк упорно твердит, что там в лесу охотники кабанов гоняют и, стало быть, стреляли из охотничьего карабина.
— Считаете, просто несчастный случай?
— Не исключаю… Тут либо снайпер, либо охотник… Но, считаю для охотника слишком неподходящее время. — Пан Казимир на какое-то время задумался и только потом высказал пожелание: — Вообще-то, неплохо было бы самим посмотреть…
— Никаких проблем. — Поручик сразу понял, что требуется. — У меня собственный автомобиль.
— О, даже так! — Пан Казимир улыбнулся. — Ну, тогда завтра утречком мы с вами едем осматривать эти кабаньи места…
* * *
Аккуратно притворив дверь номера, пан Казимир неторопливо пошел по коридору, помахивая латунным ключом, прицепленным к толстой деревянной груше. Свернув с устланного бобриком коридора на круто загибающуюся лестницу, майор услыхал, как вощеные ступени с медными шишечками над ковровой дорожкой заскрипели на разные голоса. Отель «Бристоль» был достаточно стар и добротно старомоден. Он очень нравился пану Казимиру. Особенно его лестница с ее скрипом рассыхающихся от времени ступенек. Этот скрип и запах обжитого жилья прочно связывали пана Казимира с детством. Такая же скрипучая лестница была в старом дедовском доме, где так же пахло вощеным паркетом, начищенной латунью и еще смесью других, чем-то неуловимо похожих на «Бристольские», запахов.
Лестница кончилась, и, пребывая в самом лучшем настроении, майор очутился в холле. Портье, уже давно услыхавший шаги, выжидательно смотрел на него. Улыбаясь собственным мыслям, пан Казимир положил ключ на стойку. С легким полупоклоном портье перехватил ключ за бородку и, крутнув грушу в воздухе, изящно-небрежным жестом кинул его себе за спину. К удивлению майора, ключ проделал сальто в воздухе и с легким стуком вошел в бархатное гнездо под цифрой номера.
— Недурно, — пан Казимир одобрительно качнул головой. — А нельзя ли еще разок?
Портье с готовностью подхватил несколько ключей, разложил их на стойке и поднял палец.
— Пан может загадать число.
— Нет, нет… — отказался пан Казимир. — На усмотрение пана…
— Алле-гоп!
Рука портье начала описывать круги, и деревянные груши точно влетели каждая на свое место.
— Браво, браво… — Майор беззвучно зааплодировал. — Пан артист!
Портье благодарно поклонился, но тут с улицы долетел автомобильный гудок, и пан Казимир, сделав портье ручкой, вышел на улицу. Перед отелем его ждала роскошная «лянчия», возле которой топтался поручик Мышлаевский. Поздоровавшись, пан Казимир залез в кабину, и машина сразу же тронулась с места. Осваиваясь, пан Казимир некоторое время рассматривал внутреннее убранство салона и наконец восторженно цокнул языком:
— И где это пан раздобыл такой роскошный автомобиль?
— На Краковском предместье.
— Уж не в том ли магазине, что рядом с Генеральным штабом, вроде как напротив «Европейской»?
— Именно там.
— Да, богатая игрушка…
— Это еще что. — Мышлаевский рассмеялся и легко откинул среднюю подушку сиденья: — Смотрите!
В уютной кожаной раковине жемчужиной влажно поблескивал голубоватый фаянсовый унитаз. Пан Казимир громко, от души, рассмеялся.
— Скажите, поручик, а подешевле туалета там не имелось?
— Нет, — в тон ему ответил Мышлаевский и густо захохотал, довольный произведенным впечатлением.
Пока пан Казимир вместе со своим спутником весело обсуждали все мыслимые и немыслимые достоинства итальянки, «лянчия» миновала домишки предместья и, вырвавшись на дорогу, помчалась в сторону Чешских фольварков. На обочине замелькали голые кусты, и в разговоре сам собой наступил перерыв. Потом после довольно долгой паузы, Мышлаевский, поглядывая в окно, уже по-деловому заметил:
— Напрасно едем…
— Почему?
— За эти дни там все затоптали.
— Скорее всего так… — согласился майор и замолчал надолго.
Наконец, проскочив полтора десятка километров, «лянчия» останавливается возле сарая. Майор с Мышлаевским вышли, пан Казимир посмотрел на истоптанный сугроб и вздохнул:
