— Дядя Викентий! Дядя Викентий… Откуда вы? Откуда?..
— Да как тебе сказать?.. — почувствовав прилив родственных чувств, Вика погладил вихрастую голову племянника и тихо спросил: — За что они тебя так?
— Денег требуют… — мальчишка враз перестал всхлипывать, вытер кулаком слезы и зло сказал: — Воровать заставляют, а я все равно не буду, лучше я убегу отсюда!
Не ожидавший такого, Вика несколько растерялся и совершенно машинально спросил:
— Как убежать? Учиться же надо…
— Так тут же нас не шкрабы учат… — племянник еще раз хлюпнул носом и уже спокойнее пояснил: — Систему ввели какую-то… Американскую. Чтоб самим себя обучать…
— Вон оно что… — удивленный новомодным названием учителей, протянул Вика и внезапно, со всей отчетливостью уяснил себе, что с этой минуты его судьба накрепко привязана к этому несчастному мальчишке, у которого, кроме него, Вики Иртеньева, больше никого нет.
И, как ни странно, именно это понимание придало поведению Иртеньева полную ясность, и он, чувствуя настоящее облегчение, заговорил по-деловому:
— Значит, так, Витя. Раз такое дело, я тебя забираю отсюда и сейчас иду к твоему заведующему, чтобы все сразу решить.
— Правда? — задрал голову племянник, и Вика увидел, как глаза мальчишки радостно засветились.
— Конечно, правда, пошли, покажешь, где тут у вас что… — и, обняв племянника за плечи, Вика увлек его к выходу из сада.
Заведующим детским домом оказался одетый в толстовку лысый неприметный человечек. Выслушав просьбу отпустить мальчика, плюгавый зав с деланным жаром принялся убеждать Иртеньева, что тот совершает большую ошибку, так как только в дружном коллективе ребенок может получить настоящее советское, а не буржуазное воспитание.
Сопоставив слова заведующего с эмоциональным рассказом племянника о здешних порядках, Вика понял, что перед ним сидит обычный демагог, да к тому же хитрый перестраховщик, поскольку в ответ на категорическое требование Иртеньева заведующий так же категорично заявил, будто без санкции зав ОНО решать не вправе.
Пропуская мимо ушей очередной поток ничего не значащих слов, Вика подумал, что никаких разрешений ему, по большому счету, вовсе не нужно. Достаточно всего лишь выйти с мальчиком за ограду и отправиться куда угодно.
Решив так и поступить, Вика не отказал себе в удовольствии припугнуть заведующего обещанием немедленно отправиться в «инстанции» и выложить там все о здешних порядках. И тут произошла дивная метаморфоза. Одного упоминания о Коте и его банде оказалось достаточно, чтобы заведующего словно подменили. Кончилась же столь внезапно ставшая приятной беседа и вовсе замечательно, так, что уже всего через какой-то час, спрятав в карман нужные справки, Вика с племянником, навсегда покидая приятное заведение, вышли за ворота монастыря.
Оказавшись на улице и еще, видимо, до конца не веря во все произошедшее, Витька спросил:
— Дядя Викентий, а мы теперь где жить будем?
— Еще не знаю, Витек, — как-то неопределенно ответил Иртеньев и замолчал.
Признаться, до этой минуты над этим вопросом Вика не задумывался, так как поначалу вообще не знал, удастся ли отыскать племянника, потом мелькала мысль перевести мальчика в другой детский дом, получше, и вот теперь, когда все решилось именно так, а не иначе, надо было что-то ответить, но Витя и тут опередил дядю:
— А хорошо б было, чтоб опять в наш дом…
Вике вспомнилось его последнее посещение родных стен, и он серьезно, как говорят только со взрослыми, сказал:
— Пока не получится, и вообще, нам с тобой лучше уехать куда подальше…
— А там у нас будет другой дом?
— Да, Витек, я верю, у нас с тобой еще будет свой дом, — и четко, по-армейски печатая шаг, Вика ободряюще потрепал идущего рядом племянника по плечу…
Дом в закоулке
Пригородную станцию Подзамче окутывал утренний туман. Сквозь начинающую редеть дымку, от семафора, натужно пыхтя и громыхая на стрелках, к вокзалу медленно подползал мощный «ФД». Залязгали буфера, паровоз окутался паром, несколько раз дернулся, как бы пристраиваясь к крошечному перрону, и, наконец, длинный воинский эшелон встал окончательно.
Из распахнутых настежь дверей теплушек, уточняя, почему встали, принялись высовываться солдаты, часовые на платформах, где стояла тщательно укрытая брезентом техника, оживились, а к ободранному пассажирскому вагону, прицепленному к голове поезда, зевая и добродушно переругиваясь, начали собираться офицеры.
Прозвучала команда, солдаты дружно повыскакивали из теплушек, и уже через пару минут тихую станцию заполонила громкоголосая воинская круговерть, из которой то тут то там летели веселые выкрики:
— Ну вот, вроде как домой прибыли…
— То-то и оно, что вроде…
— Скажи спасибо, что война кончилась…
Внимательно прислушиваясь к этим разговорам, вдоль вагонов ловко пробирался неизвестно откуда взявшийся поляк-фактор
[1]
. Быстро разобравшись в обстановке, он в свою очередь принялся бодро выкрикивать:
— Жолнежи, жолнежи
[2]
, цо маете?.. Голки?.. Каминня до запальничкув?..
Однако солдаты только отмахивались, не обращая на него внимания, и тогда поляк осторожно приблизился к кучке офицеров, что так и стояли возле штабного вагона.
— Панове, може, хтось ма що пшедаць
[3]
?..
— Гляди, куркуль откуда-то выцарапался… — обрадовались офицеры, и один из них весело поинтересовался: — А что ты хочешь?
— А цо паны мають?.. — поляк мгновенно насторожился.
— О, паны все мают!.. — ответил весельчак и под дружный гогот товарищей уточнил: — Танки, пушки, снаряды…
— О, ниц-ниц… — понимающе осклабился фактор. — Зброи
[4]
бильше не тшеба… Мануфактура, речи
[5]
…
— Ну, чего-чего, а речей теперь хватит… — пробурчал кто-то из офицеров, однако весельчак, увидев, что двери штабного вагона открылись, поспешно турнул поляка: — Ну, все!.. Дуй отсюда!
Офицеры сразу подтянулись, но вместо ожидавшегося командира с подножки соскочил полковой адъютант и громко оповестил собравшихся:
— Все, ребята!.. Простоим долго! Пока все эшелоны дивизии не подтянутся…
— А потом куда?.. Может, тут оставят?
Чувствуя себя в центре внимания, адъютант важно прокашлялся и пояснил:
