— Отказала? Ты что, — внезапно догадался дядя Викентий, — сделал ей предложение? Когда?
— Только что!
— Вот такой… Пьяный. Расхристанный. Без цветов. Ты что, Витенька, кухаркин сын?
— При чем здесь кухаркин сын? — Виктор так рванул ворот, что две пуговицы отлетели и с металлическим звоном покатились по полу. — Да мы живем вместе! Понимаешь, дядя? Я ремонтирую этот дом… Я! Здесь у меня все! И она… Она же на все согласна! И вот на тебе!
— Так… — Дядя Викентий грустно усмехнулся. — Про трофей вспоминала?
— Трофей? — удивился Виктор. — Вспоминала… А ты как узнал? Что, было слышно?
— Витенька… — укоризненно покачал головой дядя Викентий. — Как ты можешь?!
— Извини, дядя, — развел руками Виктор. — Но я действительно ничего не понимаю…
— Да я еще за столом заметил… Нельзя так, Витя… Нельзя. Эта женщина для нас подарок судьбы.
— Для нас?
— Конечно! Кто-то же должен думать о семье, о роде, о воссоздании фамильного гнезда, наконец? Кто, Витя?
— Ну хорошо, дядя… — Виктор попробовал застегнуть ворот, но только зря дернул себя за воротник. — Я признаю, что сделал что-то не так, но объясни мне, что?
— Что? — с минуту дядя молча смотрел на племянника. — Ты понимаешь, надеюсь, что она, как и мы, потеряла все?
— Отлично понимаю! Но тогда почему?
— Да потому! — рассердился дядя Викентий. — Что у нее, как и у нас, осталось одно. Гонор! Это-то ты понимаешь?
— Не понимаю! Я что, на колени перед ней должен был встать?
— Да, Витенька, да! Именно на колени! После всего, что было, после страха, унижений, хаоса — кто ты должен быть для нее? Да для нее ты возврат прошлого! И потом, если хочешь, она мать твоих будущих детей. Так что, милый мой, ты прежде всего должен был показать ей свое уважение… А ты, да что говорить…
Дядя Викентий махнул рукой и начал что-то перекладывать на постели. Виктор какое-то время следил за ним и, дождавшись, когда тот снова посмотрел на него, вздохнул.
— Наверно, ты прав… Но теперь-то как быть?
— Теперь? — дядя Викентий показал рукой на чемодан. — Складывать вещи.
— Вещи? — растерялся Виктор. — И куда же?
— Куда-нибудь. Ты можешь в казарме пожить, а я квартиру найду… Перебудем.
— Что, прямо сейчас?
— Зачем сейчас? Утречком. Чинно попрощаемся и уйдем.
— А дальше?
— Дальше? — усмехнулся дядя Викентий. — Ты явишься с букетом цветов и прежде всего попросишь прощения. Второй раз ты снова придешь с цветами и пригласишь ее куда-нибудь. Я не знаю, в кино, в ресторан, в театр… Ну, то, что тут есть, но чтобы она могла надеть свой лучший наряд и чтоб ее видели все. И вот если она пойдет с тобой, то на третий раз ты принесешь самый большой букет, встанешь на колени и смиренно попросишь ее руки…
— И что, ты считаешь, тогда она мне не откажет?
— Если сделаешь так, как я сказал, нет.
* * *
Этим утром они в первый раз проснулись не вместе. Скорчившись в самом углу большой двуспальной кровати, Эля притворялась, что спит, в то время как одетый по всей форме Виктор ждал в кресле, когда она проснется. Время от времени сквозь прижмуренные веки Эля следила за Виктором, а он, в отличие от нее, демонстративно смотрел в окно, через которое уже проникали в комнату первые утренние лучи солнца.
Наконец Виктор, который таки сумел заметить игру Эли, поднялся и вышел в сад. Там, в углу, еще до вой ны был разбит большой цветник, и сейчас на кустах, еще покрытых капельками утренней росы, распустились полуодичавшие розы.
Выбирая самые лучшие, Виктор достаточно быстро набрал вполне приличный букет и уже с цветами в руках вернулся в спальню. Конечно же, едва он вышел из комнаты, Эля сорвалась с кровати и до его возвращения как раз кончила одеваться.
Увидев свеженькие розы, Эля отступила на шаг и с неприкрыто горделивой насмешкой спросила:
— Что? Решил повторить попытку?
— Так, решил.
— Напрасные старания!
Эля тряхнула головой и отвернулась к окну.
— Хорошо…
Виктор молча положил букет на кресло, в котором только что провел ночь, и вытащил из-под кровати свои вещи. Откровенно говоря, вот этого-то Эля никак не ожидала и сразу забеспокоилась.
— Что это ты делаешь?
— Ничего. Раз ты так решила, я ухожу.
Виктор взялся было за ручку чемодана, однако, только теперь заметив, что пара колючек с розового куста все-таки впилась в руку, принялся их вытаскивать.
— Уходишь? — Эля едва сдержалась и спросила: — А дядя?
— Он тоже собирается, — Виктор поднял чемодан.
— Как это собирается? — изумилась Эля. Не дожидаясь ответа, она выскочила в коридор и принялась стучаться в соседнюю комнату. — Дядя Викентий! К вам можно?
Дверь распахнулась так быстро, что можно было подумать, что тут ждали стука, и на пороге возник полностью одетый дядя Викентий.
— Пожалуйте, сударыня. Доброе утро.
— Доброе утро… — машинально ответила Эля и, разглядев за спиной дяди Викентия уже полностью сложенный чемодан, растерянно спросила: — Вы что, действительно уходите?
— Да, сударыня.
Дядя Викентий проверил, защелкнулись ли замки, и принялся стягивать ремни чемодана.
— Но почему?
— Видите ли, сударыня, — дядя Викентий застегнул пряжки ремней и выпрямился. — Виктор заходил ночью ко мне…
— И что?
— Мы пришли к выводу, что дольше оставаться здесь не имеем права.
— Но почему?
— Потому что вы так решили, сударыня.
— Я? — Эля окончательно растерялась и, совершенно сбитая с толку, сказала: — Я же никогда об этом не думала и не говорила…
— Вы отказали моему племяннику, — ровно, без каких-либо эмоций, ответил дядя Викентий и добавил: — Я допускаю, что он мог быть бестактным, и прошу нас извинить.
— Нас?.. — ничего не понимая, переспросила Эля.
— Именно нас, — подтвердил дядя Викентий и пояснил: — Ведь я отвечаю за своего племянника. Конечно, его можно понять: война и окопы манер не улучшают. К тому же он офицер армии, который раз поставившей на колени пол-Европы. Но Виктор — потомок древнего рода и ничего, задевающего честь женщины, допускать не имеет права. Поэтому, как бы там ни было, решать вам. А вы решили…
— Подождите! — крикнула Эля и опрометью кинулась назад в спальню.
Именно в этот момент Виктор уже с вещами в руках стоял посреди комнаты, в последний раз проверяя, все ли взято. Увидев Элю, он повернулся к ней и внешне совершенно спокойно спросил:
