За деревянным мостом с дырами в дощатом настиле, через которые проглядывала вода, дядя Викентий попросил остановить машину и обратился к прохожей:
— Я перепрошую, не подскажет ли пани, как про ехать на улицу Уланскую?
— Чом ни? — женщина средних лет благосклонно улыбнулась дяде Викентию и пояснила: — Вот так, Шевченковской, а потом, от первого перекрестка, Монополёвою до конца.
И действительно, улочка Монополёва упиралась прямо в середину Уланской. Дядя Викентий долго при глядывался в оба конца, пока не ткнул пальцем в сторону дерева, нависавшего над узеньким тротуаром.
— Ну что ж, если я правильно запомнил номер, нам, похоже, сюда…
Дядя Викентий вышел из машины, поднялся по ступенькам парадного и принялся крутить звонок. Двери открыла смуглая женщина и заинтересованно глянула на посетителя.
— Вам кого?
— Мне сказали, что тут раньше жил один человек… — Дядя Викентий запнулся, но потом все же сказал: — Иртеньев фамилия.
— Иртеньев? — преспросила женщина и отрицательно покачала головой. — Не помню.
— Ну как же, раньше… Еще до войны.
— До войны? — женщина задумалась. — Тогда треба Ковальчукив спросить, они должны знать.
— Ковальчуки? А они где живут?
— А вон ихний домик. Напротив. Идите прямо во двор.
Дядя Викентий вместе с племянником перешли улицу и заглянули в указанную калитку. Оказалось, что самого Ковальчука нет дома, но его жена, пани Ковальчукова, едва узнав, про кого спрашивают, заговорила без остановки. Терпеливо выслушав длиннейший монолог и убедившись, что ничего толком он тут не дознается, дядя Викентий остановил говорливую пани:
— Заждить-но, пани, заждить… А, скажем, из вещей его что-то осталось? Фотографии там? Бумаги?
— Та яки там паперы! — всплеснула руками Ковальчукова. — Господь з вами! Экономка ихняя куда-то в Польшу подалась, а в доме, сами видите, то штаб вийськовый, то якись приезжи…
— Так, понятно, — снова перебил пани дядя Викентий. — А похоронен он где?
— А на православному цвинтари. Це там, как с вульки на шоссу выезжать. Могилка от часовни праворуч.
Когда наконец, избавившись от говорливой пани, Виктор вместе с дядей Викентием вышли на улицу, они увидели возле «опеля» мотоцикл. Мотоциклист, молодой, веснушчатый парень лет двадцати трех, наклонив вбок свой фыркающий мотором одноцилиндровый НСУ, с открытым ртом рассматривал новехонький автомобиль. Приметив дядю Викентия и безошибочно угадав в нем владельца, он поставил мотоцикл прямо и почтительно спросил:
— То ваша? Трофейная?
— Само собой, — подтвердил дядя Викентий.
— Файна машина, — констатировал парень и, опустившись в седло, дал газ.
Проводив взглядом отъезжающий мотоцикл, дядя Викентий кивнул Виктору.
— Не будем время терять. Поехали.
Немного попетляв по предместью, они вернулись к реке и через тот же мост въехали в старый город. Неширокие улочки перекрещивались между собой, старинные, двухэтажные дома теснились друг возле друга и, окантовывая мостовую, вдоль зданий тянулись узкие плиточные тротуары.
«Опель» проезжал перекресток за перекрестком, и на одном из поворотов запах жареной колбасы перебил моторную вонь, которой так и разил перегретый на жаре двигатель. Дядя Викентий покрутил носом и, не в силах противиться такому призыву, весело сказал:
— Остановись, Витя! Перекусить надо.
В тихой забегаловке они устроились за столиком так, чтоб можно было видеть оставленный на мостовой «опель», и заказали себе колбасу с картошкой. Позже, явно разочарованный результатом поездки, Виктор, управившись с едой, внезапно спросил:
— А как звали твоего приятеля, что рассказал про деда?
— Саша Войнарович, а что? — дядя Викентий поднял голову.
— Да вот, думаю, как бы оно было, встреться вы не в июне 41-го, а раньше? Может, что и вышло б…
— Раньше? — дядя Викентий вздохнул. — Конечно, может… Тем более, он до 39-го тоже тут жил.
— Да нет, я понимаю, встреча ж случайная… — Виктор махнул рукой и приподнялся. — Ну что, поехали?
— Поехали… — дядя Викентий встал из-за стола и, не дожидаясь официантки, сунул под тарелку красную тридцатку.
Православное кладбище на «Киевской» они разыскали без труда. Не пришлось даже никого расспрашивать. Дядя Викентий с Виктором проехали по главной улице, свернули направо и почти на самом выезде увидели каменную ограду с запертыми коваными воротами.
Рядом с лавкой цветов, как бы врезанной прямо в забор, дядя Викентий углядел маленькую открытую калитку, и, поставив автомобиль напротив этого незаметного входа, дядя и племянник прошли на кладбище. Здесь было тихо, и густо разросшиеся деревья создавали прохладу, почти скрывая построенную в центре небольшую часовню.
Согласно точным указаниям пани Ковальчуковой, дядя с племянником быстро отыскали памятник. Большая глыба черного мрамора была мастерски стесана с одной стороны, и на гладкой поверхности легко читалась лаконичная надпись. Чуть выше, на вделанном в мрамор фотопортрете Виктор увидел лицо пожилого человека со странно знакомыми чертами.
Прочитав вырезанную на камне надпись, дядя Викентий смахнул слезу и тихо сказал.
— Ну вот мы с тобой и встретились, папа…
Виктор бросил короткий взгляд на дядю и, чувствуя нечто подобное и стараясь скрыть это, коротко заметил:
— А могилка-то ухоженная…
— Верно, — согласился дядя и уже совсем другими глазами посмотрел вокруг.
Заметив неподалеку какого-то дедка, Викентий окликнул его:
— Любезный, вы, случайно, здесь не работаете?
Дедок неторопливо подошел поближе, внимательно оглядел обоих посетителей и только после этого подтвердил:
— Так, пане-товажишу, сторожую я тут.
— А не скажете, кто за могилкой смотрит? — дядя Викентий показал на памятник.
— А я и доглядаю.
Виктор и дядя Викентий переглянулись. Заметив на их лицах явное разочарование, сторож, не дожидаясь расспросов, пояснил:
— Я добре памятаю той похорон. Панство собралось. Хозяин театра речь говорил…
— А потом? — поторопил деда дядя Викентий.
— Потим все як треба… Через рик памятник цей было поставлено. Вас, гадаю, интересует, кто с тавил?
— Конечно, — кивнул дядя Викентий.
— Економка ихняя ставила. И наглядать велела добре. Бо, казала, родичи могут приехать. — Дед пожевал губами и полувопросительно добавил: — То не про вас, часом, мова була?
— Так, так, про нас, — подтвердил дядя Викентий, потом полез в карман и, вытянув тоненькую пачку купюр, протянул сторожу. — Это вам.
