— Знаю…
Виктор вылез из-за баранки, неумело обнял дядю Викентия и, старясь быть по-мужски сдержанным, заметил:
— Вот видишь, то ты меня провожал…
— Ничего, Витенька, ничего… — дядя Викентий сдвинул мешавший ему автомат набок и прижал племянника к себе. — Даст Бог, еще увидимся!
Они неумело поцеловались, и Виктор, помогая Терезе выбраться из машины, попросил:
— Тетечка, вы уж о дяде позаботьтесь…
— Глупый… — Тереза сама поцеловала Виктора и улыбнулась. — Ну кто же я без него?
— Все, Витя! — дядя Викентий тронул племянника за плечо. — Слышишь, гудят…
Виктор поднял голову, словно пытаясь увидеть бомбардировщики, гул которых слышался за горой, и, сев в машину, начал осторожно сдавать «опель» назад. Тереза и дядя Викентий молча ждали, пока автомобиль не исчезнет за деревьями, и только после этого, помогая друг другу, начали подниматься по склону вверх…
* * *
В старой заброшенной колыбе жарко пылал очаг. Возле огня, на подстилке из еловых веток грелись Тереза и дядя Викентий. Он лежал, положив голову на руки, в то время как она обгоревшей палочкой подталкивала к костру с треском вылетавшие оттуда угольки.
Откинув в очередной раз обожженный кусочек дерева, который чуть не подпалил их постель, Тереза не то сказала, не то подумала вслух:
— Невже пройшлы, Янчику?
— Прошли, Терезочка, прошли, — заверил ее дядя Викентий и поднял голову.
Мягким движением руки Тереза заставила своего спутника снова преклонить голову и ласково напомнила:
— Ты видпочивай, Янчику, тоби виддыхнуты треба, бо ж з ранку мы дали пидемо…
— Да, все равно ночью идти нет смысла, заблудиться можно. А там… — дядя Викентий хотел еще что-то добавить, но раздумал и, поворачиваясь на бок, как-то неопределенно хмыкнул: — А там видно будет…
— Ничего, Янчику, выберемось… — Тереза устроилась так, чтоб не мешать своему спутнику, и, подтянув ноги, положила подбородок на колени. — А памятаешь, як мы з тобою йшлы тут тридцять рокив тому? Тильки тоди до города через горы лизлы, а теперь вот обратно…
— Ага, назад крутим! — дядя Викентий усмехнулся. — Добраться б до Вены и опять в пансион фрау Карличек, да еще б в ту самую комнату…
— А ты не смейся, Янчику! Може, так и буде. Надеюсь, вона ще жива, бо ж ей тоди и сорока рокив не було… Це мы з тобою молоденьки булы, ось нам так и здавалось, що вона литня. Между прочим, я до неи и потом ездила.
— Зачем?
— Так война ж почалася. Я и поехала. Мы ж в неи вси свои вещи оставили, ты ж сам говорил, вернемось, а выйшло…
— И что, привезла? — заинтересовался дядя Викентий.
— Конечно. И свои вси, и твою вализку
[23]
теж прихватила.
— Да, теперь бы она нам пригодилась… — вздохнул дядя Викентий.
— Для чего, Янчику? — удивилась Тереза.
— Для чего? — Дядя Викентий прижмурился и, словно окунувшись в прошлое, заговорил: — Вспомни, мы с тобой молодые, дерзкие… Скрываемся, имена меняем, я то Ян, то Мацей, и ты то Оксана, то снова Тереза… А сейчас кто мы? Ни паспортов, ни денег… Удрали… Ну объявим мы себя как Сеньковские, а дальше? А вот будь у меня бумаги из той вализы, стали бы мы с тобой Тешевскими, и ищи ветра в поле!
— Они со мной, Янчику, — тихо произнесла Тереза.
— Ты шутишь?.. — дядя Викентий рывком сел и, уразумев, что в словах Терезы нет ни доли шутки, коротко бросил: — Где?
— Тут, — Тереза на всякий случай пощупала полу своей теплой куртки и подтвердила: — Так, тут они… Зашиты. И они, и еще кое-что…
— Правда? — дядя Викентий провел по лицу ладонью. — А еще что?
— Фотография, та едина, что мы з тобой в двох сфотографовани. Я ж як до Вены ездила, того фотографа теж знайшла. И ще паперы
[24]
… На Тешевьску. Так що я теж або Мацив Тереза, або Тешевська Оксана…
— Погоди, погоди… — непонимающе замотал головой дядя Викентий. — Ну, фотография, ясно, можно считать, свадебная… Но свидетельство? Да еще на Тешевську? Откуда?
— А ты памятаешь, Янчику, як ты у Львови, колы його россияне взяли, до мене заходив? Та ще у российський форми?
— Ну, — коротко бросил дядя Викентий.
— Так вот. Колы ваши вийсковики отступили, за мене австрияки взялись. От саме тоди мени Юрко Гричишин и допомиг. И зтого часу я з ними…
— Да при чем тут Гричишин? — занервничал дядя Викентий. — Я же тебя про свидетельство спра шиваю…
— А я розповидаю, — Тереза аккуратно вернула назад вылетевший было из огня уголек. — Як вийна скинчилася, я Юркови умову поставила, щоб нови паперы мени на всяк выпадок зробив. На инше имья.
— И ты захотела быть Тешевськой? — улыбнулся дядя Викентий.
— Так, Янчику, — без улыбки подтвердила Тереза. — То все, що було у Вене, для мене серьезно…
— Понимаю… — дядя Викентий наклонился, поцеловал подругу в щеку и, не удержавшись, спросил: — И что, хорошая липа?
— Почему липа? — удивилась Тереза. — Документы справжни. Австрии все одно на той час вже не було, а ее уродовци вси тут, вот они мени залюбки вси яки треба пары и дали, та ще й оформили не 18-м, а 14-м годом. От так, Янчику…
— Ну, дела… — Никак не рассчитывавший на такое везение дядя Викентий покрутил головой. — Это ж надо, там же и билет мой студенческий быть должен, так что я не кто-нибудь, а гражданин Австрии!
— Конечно, — кивнула Тереза. — И все цисарське, справжне…
— Так! — дядя Викентий весело, по-мальчишески рассмеялся. — Что ж, теперь и вправду пойдем искать фрау Карличек?
— А чего ж нет, Янчику? — Тереза сразу оживилась и совсем, как когда-то, по-девичьему покраснела. — Признаюсь тоби, я той пансион купити хочу…
— Купить? — растерялся дядя Викентий. — На какие шиши?
— Не на шиши, Янчику, — совершенно серьезно возразила Тереза. — А за добри гроши.
— Да откуда они у тебя? — изумился дядя Викентий.
— Ты дал, Янчику. Ты… — Тереза ласково усмехнулась. — Чи забув?
— Так это те, что я тебе тогда дал? Ты же еще за них так на меня обиделась, а выходит, все сберегла?
— Конечно… Все, до копейки! Они теж тут. И не удивляйся, ты сам говорив, що я в тебе хазяйновита мищаночка.
Тереза потянулась к дяде Викентию, они обнялись, и еще долго два немолодых человека сидели возле огня, а на глаза их порой сами по себе набегали счастливые слезы…
