История первая
Ведьмин яр
Ворон на ржаном поле не было, что и неудивительно при таком пугале. Будь я мало-мальски разумной вороной — встретив подобную страхолюдину, летел бы до княжества Лезерберг, вопя во всю глотку от ужаса.
Пугало было неприятным.
Недобрым.
Злым.
Оно торчало на палке, затянутое в дырявый солдатский мундир времён князя Георга, в широкополой, надвинутой на глаза соломенной шляпе с растрёпанными полями. Голова — мешок, сшитый из рубища и набитый непонятно какой дрянью, казалась одутловатой и непомерно большой. Нарисованная чёрной краской линия рта — зловещая ухмылочка на все лицо — заставляла задуматься о психическом состоянии пугала.
— Улыбка, что называется, мороз по коже, — отметил Проповедник.
Я не ответил, лишь раздражённо дёрнул плечом, и он замолчал. Меня больше заинтересовал серп в правой руке страшилы. Он был покрыт странным буроватым налётом. Возможно, ржавчина, а может, и нет. Я не настолько любопытен, чтобы проверять. Но, судя по улыбке пугала, не удивлюсь, если где-нибудь в меже лежат чьи-то кости. Кто знает, что делает оно ночью, когда вокруг залитые лунным светом поля и на просёлочной дороге появляется одинокий путник?
Я бросил на пугало ещё один оценивающий взгляд и сказал:
— Наверное, ты свирепеешь оттого, что изо дня в день приходится стоять в этом забытом богом месте под ветром, дождём и снегом. И надо думать, тебя порядком допекло гонять ворон. Если хочешь, можешь присоединиться к нашей маленькой компании. Не обещаю, что будет интересно, но всяко лучше, чем торчать на ржаном поле.
Услышав мои слова, Проповедник расхохотался и вытер кровь, текущую из проломленного виска:
— Зачем тебе этот страшила, Людвиг?
— Мне так хочется.
Он фыркнул, слишком громко и театрально, поправил окровавленный, давно уже не белый воротничок своей сутаны, но не стал меня убеждать оставить затею, за что я был ему безмерно благодарен.
— Что скажешь? — обратился я к пугалу.
Оно ничем не показало, что услышало меня. Лишь ветер трепал торчащую из-под соломенной шляпы паклю волос и пригибал ржаные колосья.
— Ну, как знаешь, — равнодушно сказал я ему, поднимая с земли свой дорожный саквояж, — Если надумаешь, догоняй.
Я пошёл прочь, и Проповедник пристроился в шаге за мной, напевая «Anima Christi»
[1]
, на этот раз переложив её на мотив одной золянской песни. Проповедник у нас ещё тот безбожник и богохульник. Такого, как он, даже среди кацеров
[2]
Витильского княжества не сыщешь. В былые годы Псы Господни с радостью отволокли бы его на костёр, но теперь времена уже не те, и Проповедник частенько глумится над обряженными в чёрные сутаны братьями по вере. Ему всё сходит с рук.
Перед поворотом я оглянулся. Пугало стояло там же, где и раньше.
— Может, ему нравится гонять ворон? — пробормотал мой спутник.
— Не исключаю такой возможности. В любом случае — стоило попытаться.
Просёлочная дорога виляла среди неубранных полей и казалась давно заброшенной. Никаких следов. Впрочем, впечатление было обманчивым. Люди здесь появлялись, о чём свидетельствовала хотя бы свежесколоченная изгородь. Мы дошли до перекрёстка, где основной тракт вёл к Виону, третьему по размеру городу княжества Фирвальден.
В воздухе пахло жарким летом и грозой, собирающейся на востоке. Неугомонные ласточки носились над самой землёй, кузнечики стрекотали, как угорелые. В общем, ничего интересного. К сельским пейзажам я равнодушен. И если бы мой конь не захромал и его не пришлось продать какому-то жуликоватому типу, стал бы я рассматривать окрестные пасторали столь придирчиво.
Возле дорожного столба, отмечавшего мили, я остановился, мельком взглянул на сухую фигуру Проповедника, подумал наточить кинжал, но на дороге показался регулярный дилижанс, за что я тут же возблагодарил свою удачу.
Кучер остановил громыхающую на ухабах карету, я заплатил ему за проезд, радуясь, что до города ехать меньше часа и мои кости не успеют превратиться в порошок от тряски. Я забрался в экипаж, сел на едко пахнущее кожей сиденье, поприветствовав пассажиров. Их было всего трое, так что внутри оказалось просторно. Проповедник куда-то делся. Или поехал вместе с кучером, или решил прогуляться пешком. Я не беспокоился о нём. Вот уж кто-кто, а этот зануда от меня никуда не денется, проверено опытным путём.
Я сунул саквояж под сиденье, запихнув его ногой поглубже. Сидевшая рядом со мной пожилая дама крайне кислой наружности и в чёрном чепце подарила мне не слишком восхищённый взгляд и сжала черепаховую ручку сумки, словно опасаясь, что её ограбят. Я мило ей улыбнулся, но должного эффекта не произвёл. Для неё я был слишком странным господином, который путешествует пешком по просёлочным дорогам.
Напротив меня вольготно расположился молодой человек в чёрном бархатном берете с вышитой эмблемой Савранского университета, заведения уважаемого и престижного. Судя по всему, господин студент возвращался в родные края на каникулы. Глаза у него были проворными, так что он почти сразу же заметил кинжал, показавший рукоять из-под моей расстёгнутой вельветовой куртки. Безошибочно определив род моей деятельности, он нахмурился, и следующие двадцать минут я находился под расстрелом его взгляда, полного праведного молчаливого возмущения.
Мне было ровным счётом всё равно, и его назойливое внимание меня ничуть не раздражало. Наконец студент прокашлялся и сказал запальчиво:
— Таким, как вы, не место в свободном княжестве!
— Спасибо за информацию, — вежливо поблагодарил я его, поглядывая на третьего пассажира.
Кажется, он улыбался, во всяком случае, глаза у него были весёлые.
— Я презираю вашу работу!
Вот ведь повезло оказаться рядом с наслушавшимся прогрессивных вольнодумцев дураком. Другой бы на моём месте уже выбросил юного борца за справедливость из дилижанса, но я как человек миролюбивый лишь пожал плечами:
— Поэтому, чтобы вас не раздражать, я не стану её делать прямо сейчас.
Он нахмурился, не понимая, и я спросил:
— Как вы считаете, сколько в дилижансе пассажиров?
— Разумеется, нас только двое!
Сосед студента, действительно, веселился. Плечи его тряслись от смеха.
— Спешу вас огорчить, молодой человек. Нас здесь четверо.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего — с большой опаской, словно я вот-вот на него кинусь, но я как ни в чём не бывало продолжил, ткнув пальцем в даму в чепце:
