— Не говори глупостей! — возмутилась Гера. — Я что, крестьянка, чтобы седлать скамьи да скалки?! Никаких мётел! Отправимся, как приличные люди.
— А скажи, пожалуйста, ты думала о риске появления среди ведьм, нечисти и иных существ? Тебя не порвут на клочки за… некоторое отступничество от стандартных догм?
Я увидел, как глаза Гертруды расширились, и она подалась вперёд:
— Это что-то новенькое, Синеглазый! Ты знаешь о «Догмах тьмы»?!
[36]
— Слышал краем уха, — ответил я. — Так что насчёт риска? Ты колдунья, но под крылом Церкви, а истинные подобного не любят.
— Не все истинные опасны, и не все ненавидят таких, как я. На шабаше всё зависит от Королевы пляски. Как она решит, так и будет. Но я не собираюсь лететь на какую-нибудь окрестную гору, к тому же туда меня не приглашали. Речь идёт о замке Кобнэк, где состоится осенний бал для искушённых в великом искусстве и чародействе. Тех, кто остался по эту сторону черты, не истинных.
Понятно, о ком она говорит. Среди обладающих колдовским даром есть множество людей на службе Церкви, братств, торговых союзов, наёмных отрядов, князьков, герцогов, городов и королей. Они поменяли свою свободу и риск взойти на костёр на более-менее спокойную жизнь, достаток и служение сильным мира сего.
— О нет! — простонал я. — Шабаш и оргия на Вересковой горе — куда не шло, но бал в замке!.. Ты же помнишь! Я чуть с тоски не умер на вашем балу в честь празднования летнего солнцестояния. Даже магистры представляют из себя куда менее унылое зрелище.
Гертруда фыркнула:
— Не путай провинциальный бал в Барбурге, куда приползают наши деревенщины, и празднование в замке Кобнэк, где собирается весь цвет волшебства и чародейства! Это ежегодный сбор, там будут все.
— Кобнэк… я не припомню такого замка в Фирвальдене. Где он расположен?
— В Бьюргоне, в сердце Кайзервальда, — с невинным видом ответила мне Гера.
Я улыбнулся, не желая кроить кислые мины и тем её расстраивать:
— Кайзервальд — проклятый лес, который обходят стороной все разумные люди. И почему я не удивлён, что для праздника колдуны найдут самое неприятное из всех возможных мест? Это лучший выбор для того, чтобы провести ночь, когда веселится вся нечистая сила. Ни за что бы не пропустил такое событие.
— Ты серьёзно? — Её светлые брови поползли вверх.
— Конечно, — солгал я, не моргнув и глазом.
— Кого ты хочешь надуть, Синеглазый?! Ведьму? — возмутилась она.
Я обезоруживающе улыбнулся:
— Ты права, Гера. Мне не нравится идея попасть на сборище чародеев, да ещё и в таком месте, но с другой стороны — твоя компания компенсирует любые неудобства. Чёрт возьми, возможно, это будет забавно!
— Забавно будет нечто иное. Причитания твоего дружка Проповедника.
Проповедник счёл своей прямой обязанностью встать в позу оскорблённой невинности, которая к тому же отличалась излишне язвительными комментариями. Его чуть паралич не разбил, когда он услышал, куда меня смогла заманить Гертруда. Он её и так едва переносит, а скорое событие дало повод его языку быть крайне несдержанным. Душе удалось вывести даже меня, и к концу дня я едва сдерживался, чтобы пинком не отправить её на улицу.
До него дошло, что я не в настроении, поэтому он перебросил свой ораторский пыл на Геру, взывая к её совести. Крайне неудачный способ убедить ведьму чего-то не делать. В итоге он плюнул и затянул гимн инквизиции, многозначительно поглядывая на нас, в особенности когда зазвучал куплет про костёр. Гертруда, достаточно вспыльчивая и несдержанная, в этот вечер являлась образцом настоящего спокойствия и вытерпела Проповедника так, словно он был безмолвным камнем.
— Вы пара дураков! — в конце концов сдался он. — Я понимаю её, Людвиг, она колдунья, но ты-то зачем лезешь в бесовское гнездо?!
— В этом гнезде, милый мой, полно приличных людей. Осмелюсь сказать, что их там даже больше, чем среди тех, что когда-то собирались послушать твои проповеди, — не поднимая головы от книги, ответила Гера.
Он хрипло рассмеялся, открыл было рот, чтобы сказать какую-то мерзость, но увидел мой предостерегающий взгляд и подавился словами.
Пугало участия в беседе не принимало. За всё время нашего знакомства оно так и не произнесло ни слова, и я начал думать, что оно немое со времён внедрения одушевлённого. Страшило сидело на полу, и рядом с ним лежала тыква-рожа с горящей свечкой внутри, что делало вид овоща ещё более жутким и зловещим, чем раньше. Утром Гертруда уделила моему спутнику пристальное внимание, и они почти час играли в гляделки. Я так и не понял, кто из них победил, но, кажется, оба были довольны тем, как провели время.
Я не спрашивал у девушки, что она смогла увидеть внутри одушевлённого, а она воздерживалась от комментариев, лишь по её лбу пробежала тонкая морщинка — свидетель неуверенности и тревоги. Благодаря своим способностям Гера видит в предметах гораздо больше, чем обычные стражи, но с учётом того, что мне так ничего и не было сказано, я решил, что лично для меня никакой опасности нет.
К вечеру, когда до темноты оставалось всего ничего, прямо к постоялому двору подкатила карета, украшенная золотистой резьбой, с лакированными дверцами и чистыми стёклами. Кучер был одет в тёплый меховой плащ, рукавицы и толстый шерстяной камзол с неизвестным мне гербом. Одежда на вознице была дорогой и чистой, чего не скажешь о самом человеке. Крысу он, конечно, не напоминал, но некое сходство с каким-то грызуном у него было — крупные, торчащие из-под верхней губы зубы, острый нос, маленькие глазки. Рожа худющая и злобная, да ещё и прыщавая.
Когда мы вышли во двор, слуга как раз обтирал пучком соломы пару великолепных гнедых жеребцов. Увидев Геру, он подскочил, низко поклонился, приветствуя. Меня он ожёг презрительным и несколько раздражённым взглядом, но поклон решил всё же отвесить, только гораздо менее почтительный.
— Рады вас приветствовать, госпожа. Рады приветствовать, — зачастил он сиплым голосом. — Вы как всегда обворожительны. Пожалуйте сюда. Позвольте…
Он предупредительно распахнул дверцу, опустил раскладные ступеньки и едва не лопнул от злости, когда я подал руку Гертруде, чтобы помочь ей забраться внутрь. Он явно рассчитывал сделать это сам. Кучер скривился, скрипнул зубами, но промолчал, выместив своё зло на Пугале, которое влезло на козлы, усевшись на свободное место и поставив тыкву под ноги.
— Пошло вон! Хочешь кататься — лезь на крышу! Кыш!
Пугало предпочитает решать недоразумения без всякого применения дипломатии. Грубо и радикально. Поэтому оно обнажило серп, решив разобраться с этим вопросом раз и навсегда.
