— Сама не знаю, что на меня нашло, — оправдывалась она. —
Показалось, что-то мне в последнее время чудится всякое, тоже нервы ни к черту.
Посоветовав Симочке лечить нервы, я отправилась обследовать
трупик кота. С первого взгляда на беднягу Шустрика складывалось впечатление,
что он умер совершенно здоровым. Я сразу вспомнила профессора, убеждавшего
меня, что Алиса совсем не больна, и пришла в ужас.
— Срочно едем в больницу! — скомандовала я. На этот раз
возражений не поступило.
* * *
Алиса напрасно боялась, что ее и на этот раз сочтут
симулянткой. Когда мы привезли ее, трясущуюся от озноба, в приемное отделение,
доктор сразу начал бедняжку пытать, что и когда она ела.
— Отравление? — спросила я.
— Отравление, — кивнул доктор. Симочке стало дурно.
— Алиса вчера и меня угощала, — пролепетала она. — И я ела.
— Признавайтесь, как вы себя чувствуете? — спросил у нее
доктор.
— Уже плохо. В ногах прямо сейчас слабость появилась.
Доктор усмехнулся:
— Это от страха. Скажите, чем вас угощали?
Симочка задумалась.
— Пловом, — принялась перечислять она, — сыром, тортом,
горчицей.
Я тут же заключила:
— Значит, кот сдох не от плова, и не от сыра, и не от торта,
и, уж конечно, не от горчицы. Коты горчицы не едят. Наш кот сдох молодым и
здоровым.
Доктор удивился:
— Какой кот?
— Шустрик, — пояснила я. — У Алисы неожиданно скончался кот.
Алиса, сейчас же говори, что он ел?
— Я кормлю его только сухим кормом, — заливаясь слезами,
призналась Алиса.
— В любом случае, — сказал доктор, — вам придется полежать в
токсикологии.
Глава 8
Оставив Алису в больнице, мы с Симочкой вернулись в ее
квартиру — одна я возвращаться в квартиру Алисы боялась. Симочке тоже было
жутковато. Она настойчиво звала меня к себе, но я сказала:
— Все равно мне придется здесь ночевать, поэтому лучше
привыкать сразу, да и чего боимся? Разве что нечистой силы.
— Раньше я не верила в нечистую силу, — поеживаясь, сообщила
Симочка.
— Что значит — раньше? А теперь, выходит, веришь?
— Соня, в этом доме происходят странные вещи. Сначала я
посмеивалась над Марго, но когда…
Она осеклась и замолчала. Естественно, охваченная
любопытством, я начала Симочку расспрашивать, но она лишь мямлила:
— Ерунда, не стоит и разговоров. Наконец я сдалась:
— Не стоит так не стоит. Нам и без нечистой силы есть о чем
поговорить. Вот хотя бы об Але…
Я запнулась, потому что громкий раскатистый бой пронесся по
квартире, за ним следующий, и еще, и еще, и еще. Били на все лады
многочисленные часы, но они постоянно здесь били, так чего же пугаться?
— Нет, я лучше пойду домой! — вскакивая, закричала Симочка.
Она изрядно перетрусила и держалась за сердце. Я ее
успокоила:
— Ерунда, Герман захламил часами квартиру. Добро бы били все
разом, а то друг за другом, друг за другом. Днем еще этого не замечаешь, а
ночью спать абсолютно невозможно. Шум стоит невообразимый, но что делать, если
Герман это обожает.
— Лично для меня, — пожаловалась Симочка, — это абсолютно
невозможно даже днем.
— Но чего ты боишься? — изумилась я.
— Не знаю. Всего! Просто страшно. Ничего не могу с этим
поделать. Я предложила:
— Давай поговорим об Алисе.
Симочка нехотя вернулась в кресло, из которого не так давно
выскочила, и вопрошающе уставилась на меня.
— Кот сдох, — сказала я, — Алиса отравилась, а перед этим
странными недомоганиями страдала. Что ты об этом думаешь?
Симочка пожала плечами:
— Марго говорит, что ее сглазили.
— Я тоже так считала, но теперь этот вариант не годится.
Теперь все гораздо хуже.
— Хуже? — В глазах Симочки появилось смятение. — Что же
хуже? Я выпалила:
— Кто-то пытается нашу Алису убить! Симочка хотела
возразить, да так и застыла с раскрытым ртом; глаза ее остекленели от
запредельного ужаса. Я тоже оцепенела от страха, сердце, казалось, вот-вот
выскочит из груди — непонятно откуда, пожалуй, со всех сторон исходил громкий
зловещий скрип. Секунду-другую мы к этому скрипу прислушивались, а потом дружно
вскочили и с визгом бросились вон из квартиры.
Остановившись на лестничной площадке, мы истошно вопили,
глядя друг на дружку. Потом разом замолчали.
— Что за глупость? — сказала я, негодуя на Симочку. — Так на
любого можно страхов нагнать. Чего испугались? Ну скрип, так и что?
— Д-да, н-ничего, — неуверенно согласилась она.
— Значит, надо вернуться.
Симочка с визгом отскочила к своей квартире. Я почему-то
сделала то же самое.
— Хорошо, — сказала я, — пойдем к тебе.
— Пойдем, — обрадовалась она, но с места не тронулась.
Мне тоже было страшно шевельнуться. Наконец Симочка взяла
себя в руки и принялась шарить по карманам.
— В кресле остались мои ключи, — растерянно сообщила она.
— Так вернись и возьми, — уверенно предложила я.
Симочка попятилась:
— Сонечка, сходи ты.
— Ладно, пойдем вместе, это будет справедливо.
Взявшись за руки, мы робко, прислушиваясь к каждому звуку,
направились в квартиру. Вошли в холл. Я остановилась на пороге, а Симочка
метнулась к креслу, схватила ключи и…
И снова раздался скрип.
На этот раз мы орали так, что, казалось, стены задрожали.
Парализованные страхом, мы с Симочкой стояли столбами и «любовались» друг на
друга.
Вопили старательно, с надрывом, приседая от натуги. И вдруг
мы поняли, что в наш стройный крик вплелся еще чей-то, разгульный. На секунду
мы умолкли, вслушиваясь, а когда осознали, что не ошиблись, то грянули с
утроенной силой. Следом раздался невообразимый грохот — по ступеням катилось
пустое ведро. Я подняла глаза и увидела Марго. Она стояла на лестнице, ведущей
в мастерскую и оранжерею, и тоже кричала, причем легко перекрывая и Симу, и
меня.
Встретившись со мной взглядом. Марго замолчала и, сплюнув,
зло спросила:
