Доктор Альфред Роде был замкнутым и скромным человеком, пользовавшимся исключительным уважением и большим авторитетом у сотрудников Прусского музея, Общества древностей и многих других знавших его музейных работников. В 1938 году он вступил в нацистскую партию, что, безусловно, способствовало его блестящей карьере ученого в годы гитлеровского режима. Но в СД и гестапо было известно, что ученый придерживается либеральных взглядов, водит дружбу с некоторыми «подозрительными элементами». Его отношения с известным кёнигсбергским художником Эмилем Штумппом, уже во время войны арестованным гестапо, чуть было не стали причиной освобождения доктора Роде от должности.
Все это оберфюрер Бёме вспомнил, наблюдая за испуганной реакцией доктора искусствоведения на резкость Коха. Чтобы как-то сгладить возникшую напряженность, он сказал, обращаясь к гаулейтеру:
— Господин гаулейтер! Через четыре дня я доложу вам об исполнении приказа. Мы решим с господином Роде все вопросы, связанные с укрытием культурных ценностей. Если возникнут непредвиденные проблемы, прошу вас разрешить связаться с вами или обратиться к вашему заместителю господину Гроссхерру…
— Ни в коем случае, Бёме! Только со мной! Я полностью доверяю моему заместителю и товарищу по партии, но не надо его отвлекать от решения возложенных на него задач по подготовке города к обороне. Кроме того, мы уже договорились с вами, что все вопросы, связанные с укрытием ценностей, остаются между нами. Не будем отягощать ответственность других знанием того, что им совершенно не нужно. Желаю успехов!
Кох протянул руку, давая понять, что разговор окончен. Доктор Роде, а затем оберфюрер Бёме молча пожали ее и пошли к двери.
Дорога до Кёнигсберга заняла более двух часов, включая переправу через пролив у Пиллау и преодоление многочисленных пробок. Трижды бронеавтомобиль оберфюрера Бёме проскакивал опасные места, буквально уворачиваясь от неминуемой бомбежки. Самолеты с красными звездами на крыльях безраздельно господствовали в воздухе. Они наносили удары по скоплениям войск, техники, по складам, вереницам машин на дорогах и наспех замаскированным огневым точкам, превращая все это в сплошное месиво искореженного металла, чадящей черным дымом резины и кровавых ошметков, покрывающих землю. Но первоклассное броневое чудо техники, изготовленное на заводах германских фирм «Магирус» и «Даймлер-Бенц», именуемое «специальная машина 232», в котором ехали в Кёнигсберг Бёме и Роде, беспрепятственно добралось до города.
По дороге Бёме, сидя вместе с доктором в задней части бронеавтомобиля, специально переоборудованной для двух пассажиров, ознакомился с «Перечнем ценных предметов», подготовленным Роде для доклада Коху. Это была папка-скоросшиватель в мягкой кожаной обложке, в которой насчитывалось не менее сорока листов машинописного текста, напечатанного через один интервал. В верхней части первого листа от руки было написано «Конфиденциально. Только для гаулейтера Э. Коха». По-видимому, эта пометка была сделана доктором Роде, подпись которого и стояла в конце длинного перечня.
Чего тут только не было! Живописные полотна выдающихся художников, изделия из золота и серебра, старинное оружие и доспехи, редкостные экспонаты знаменитого Пруссиа-музеума и Художественного собрания Кёнигсберга, иконы и церковная утварь из православных храмов, изделия из слоновой кости и янтаря, уникальные средневековые рукописи и книги. Казалось, что вся география представлена в этом перечне — Германия и Польша, Россия и Украина, Белоруссия и Литва, Франция и Голландия, Япония и Индия…
Против каждого наименования указывалось число ящиков или коробок, а иногда просто количество предметов, а рядом карандашом доктором Роде была сделана надпись об их местонахождении в настоящий момент, например: «Западное крыло замка, подвальное помещение № 4» или «Бункер ПВО
[151]
№ 12, помещение № 9». И так далее.
Оберфюрер Бёме, знакомясь с документом, нашел упомянутый в разговоре с Кохом Янтарный кабинет из России, стоящий в перечне под номером 179. Почерком доктора Роде после перечисления количества ящиков было написано: «Северное крыло замка, подвальное помещение № 101». Бёме обратил внимание также и на запись о восьми ящиках, в которые была упакована Серебряная библиотека герцога Альбрехта, уникальное собрание книг XVI века по теологии в изумительных серебряных и позолоченных переплетах с превосходной чеканкой. Она тоже находилась в каком-то «бункере № 34».
Когда машина уже подъезжала к Кёнигсбергу и за окном замелькали ближние пригороды, оберфюрер Бёме договорился с доктором Роде о том, что они встретятся через пару часов на Лёнсштрассе для обсуждения всех необходимых вопросов, связанных с выполнением поручения гаулейтера.
— Жду вас на «Вилле W», дорогой доктор Роде. Времени у нас действительно очень мало. Не забудьте захватить все необходимые бумаги. До исхода ночи мы должны с вами четко определить новые места хранения ценностей… — Как бы спохватившись, Бёме поправился: — «Груза специального назначения».
Роде несколько удивленно взглянул на оберфюрера.
— Да, да, господин доктор. Теперь мы будем называть все ваши экспонаты и прочие ценности «грузом». Так проще и безопаснее. Давайте не будем привлекать ничье внимание к нашей затее. Договорились?
— Хорошо, господин Бёме. Я понял.
— Машину я за вами пришлю. До встречи.
Бронеавтомобиль притормозил на площади Адольф-Гитлер-платц
[152]
, там, где выезд со стороны Хуфена преграждала высокая баррикада, затем повернул в сторону полицай-президиума. Здесь Бёме распорядился, чтобы искусствоведа доставили на автомобиле на улицу Ланге Райе
[153]
, где в двух комнатах полуразрушенного здания бывшего Геолого-палеонтологического института размещались оставшиеся в городе сотрудники доктора Роде и некоторая документация, вывезенная ими из Королевского замка после памятной бомбежки в августе прошлого года. Сам же Бёме отправился на «Виллу W».
Через три часа в той же комнате, где накануне шло совещание о подготовке диверсионно-террористических групп «Вервольфа» к действиям в тылу советских войск, собрались четверо: начальник «Оперативной группы Б» оберфюрер Бёме, начальник кёнигсбергского отделения «Вервольфа» оберштурмбаннфюрер Готцель, ответственный за оборудование тайных складов диверсантов оберштурмфюрер Вурц и директор Художественных собраний Кёнигсберга доктор Роде.
На большом письменном столе с массивными ножками в виде львиных лап под ярким светом настольной лампы с красивым стеклянным абажуром в форме морской раковины лежал подробный план города, испещренный разноцветными карандашными пометками и значками.
— Я еще раз говорю вам, господин доктор, весь ваш «груз» разместить в абсолютно надежных укрытиях мы не сможем. У нас вообще не так много объектов, да и из тех, которые есть, не все могут быть использованы для этих целей. Поэтому, я повторяю, вы должны выделить из всего перечня десятка три-четыре наименований наиболее ценного «груза». Его мы разместим в стопроцентно неуязвимых подземных сооружениях. Остальное — будем рисковать!
