«Военные все играются в военную тайну», — с некоторой долей иронии подумал он.
В пакете была шифротелеграмма, подписанная начальником Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрером Кальтенбруннером и состоящая всего из нескольких строк. В ней начальнику «Оперативной группы Б» оберфюреру Бёме предписывалось немедленно сформировать из подразделений СД и СС, дислоцировавшихся в Кёнигсберге, отдельный сводный полк СС, который должен взять на себя оборону центральной части города, правительственных и иных особо важных объектов.
«С комендантом крепости Кёнигсберг генералом от инфантерии Ляшем и гаулейтером Восточной Пруссии Кохом согласовано», — стояло в конце телеграммы.
— Хорошо. Вызовите через два часа ко мне Готцеля, Крайхена, Вурца, всех руководителей «W»-групп, подготовленных для действий в Кёнигсберге, а также начальников всех отделов и четвертого реферата Главного сектора СД.
— Слушаюсь, господин оберфюрер.
Бёме задумался. Раз Кальтенбруннер назначил его, контрразведчика, командиром боевого полка, значит, дела совсем плохи не только в Кёнигсберге, но и в Берлине. «Агония. Настоящая агония, — проносились безрадостные мысли в голове Бёме. — Неужели придётся сдохнуть здесь, среди обугленных развалин и трупов? Почему? Я что, не могу найти выход из создавшегося положения? Я, человек, держащий в своих руках нити тайной службы, обладающий властью над сотнями агентов и сотрудников СД, знающий самые сокровенные секреты рейха, должен уйти в небытие! Причем бессмысленно!»
Он встал, подошел к сейфу, достал из него топографический план центральной части города, стал внимательно его рассматривать, как будто видел в первый раз. План пестрел разноцветными значками, обозначающими многочисленные объекты «Вервольфа», законспирированные радиоточки, бункеры и тайные склады.
«Да, объект „Б-Зет“, скорее всего, расконспирирован, — продолжал мысленно рассуждать Бёме. — Помимо углубленного бункера, он имеет длинный туннель, проходящий под кварталами Альтштадта. Официально для сотрудников СД, принимавших участие в строительстве и оборудовании объекта, этот туннель должен служить местом скрытного временного сосредоточения трех диверсионных групп».
Предполагалось, что после того, как бои в городе прекратятся, две группы растворятся среди жителей города, укрывающихся в подвалах, а затем «просочатся» в другие районы Кёнигсберга, а третья будет продолжать базироваться в специально приспособленном подвале неподалеку от Альтштадтской ратуши. Но это было для всех. Для всех, но не для Бёме. О втором, более важном назначении туннеля знали всего трое — Готцель, Вурц и он сам, Бёме.
«Да, об этом могли догадываться те, кто строил и оборудовал туннель. Но советские и польские военнопленные были уже расстреляны, двое саперов-немцев, непосредственно руководившие строительными работами, официально погибли в одном из подвалов дома после прямого попадания в него авиабомбы. А Гербах и Мунир завтра уже ни с кем не смогут поделиться своими догадками. Прости, Господи, мои прегрешения!» — так или почти так думал Бёме.
Вторым назначением объекта «Б-Зет» был прямой подземный выход к Прегелю. Этим туннелем предполагалось воспользоваться в случае блокирования замка советскими войсками. Если кому-то из руководства СД довелось бы воевать в его руинах, то у них оставалась бы возможность вырваться из кольца окружения. А там — уж как повезет!
Бёме посмотрел на часы. До начала совещания оставалось около полутора часов. «Успею», — подумал Бёме и снова вызвал адъютанта.
— Срочно соедините меня с корветтен-капитаном
[176]
Нойманом. Срочно!
— Слушаюсь, господин оберфюрер!
Корветтен-капитан Нойман возглавлял часть вырвавшейся из хайлигенбайльского котла группы «Морской команды донесений М-166», ранее входившей в состав реорганизованного абвера — германской военной разведки.
Это подразделение, сформированное в мае 1944 года, в последний год войны занималось разведывательной работой против советского военно-морского и торгового флота — на гидросамолетах забрасывало агентуру из числа эстонцев и латышей на длительное оседание в советском тылу. Гитлеровские военно-морские разведчики под ударами Красной Армии вынуждены были перемещаться вместе со своим штабом из Таллина в Данциг, из Данцига в восточнопрусское местечко Бальга, расположенное на берегу Балтийского моря, оттуда в конце января 1945 года — в Гарнекопф под Берлином и, наконец, в Нойхаген под Ростоком.
В Кёнигсберге находилась лишь часть команды, уцелевшая после позорного бегства из-под Хайлигенбайля. Из нее был сформирован отряд специального назначения, который по-прежнему, как и в Бальге, возглавлял корветтен-капитан Нойман. Но что делали его сотрудники в восточнопрусской столице и какие задачи решал сам Нойман, практически не знал никто. Никто, кроме Бёме, его самых ближайших сотрудников, а также некоторых руководителей кёнигсбергского гестапо.
А все дело в том, что разведподразделение «Морской команды донесений М-166», дислоцировавшееся в Кёнигсберге, по замыслу Штаба ВМС должно было обеспечить развертывание в восточной Балтике «Группы боевых пловцов Ост». Она являлась составным элементом соединения «К»
[177]
— одной из самых секретных диверсионно-штурмовых частей гитлеровского военно-морского флота, состоявшей из отрядов человекоуправляемых торпед, взрывающихся катеров, боевых пловцов-одиночек и подводных лодок-малюток.
Начиная с сорок четвертого года, когда гитлеровской армии пришлось переходить к активной обороне, в Германии начались интенсивная разработка, производство и оснащение подводных лодок-малюток. Этим занялся в строгой секретности Научно-исследовательский торпедоиспытательный центр в Эккернфёрде. И уже в марте 1944 года были построены первые миниатюрные «одноместные торпеды».
Одновременно с этим военно-морское командование сформировало три морских штурмовых отряда боевых пловцов, которые действовали в составе соединения «К», созданного для осуществления диверсий — уничтожения важных военных объектов в прибрежных районах: кораблей, портовых сооружений, радиолокационных станций. И уже в августе 1944 года немецкие подводные лодки-малютки развернули боевые действия против сил вторжения союзников у французского побережья, в бухте Сены, где было потоплено несколько эсминцев и десантных судов. В феврале 1945 года они нанесли ощутимый удар по морскому конвою в проливе Па-де-Кале, а подразделения боевых пловцов буквально на глазах советских войск предприняли ряд диверсий — взорвали два моста в Штеттине и три моста, соединяющих остров Воллин с побережьем Померании.
Раздался зуммер полевого телефона. Бёме поднял трубку.
Телефонист на коммутаторе сообщил, что на проводе корветтен-капитан Нойман.
— Здравствуйте, Нойман! — делано бодрым голосом проговорил Бёме. — Хорошо, что я застал вас здесь.
