Я поведал читателям пока только о трех свидетельствах, указывающих на то, что в северном крыле Королевского замка, а точнее — в месте расположения винного погребка «Блютгерихт» — в 1944 и 1945 годах были проведены тайные работы по укрытию экспонатов и других ценностей, ранее находившихся в музейных и складских помещениях бывшей королевской резиденции. В двух случаях (Зонненшайн и Путтерс) речь однозначно шла о Янтарной комнате или ее отдельных элементах, в воспоминаниях же Флерковского и Гуры фигурировали только какие-то большие ящики, укрывавшиеся с чрезвычайной тщательностью и осторожностью. Для того чтобы нам, не впадая в фантазии, более реально оценить изложенные факты, настало время рассказать о событиях, которые происходили в замке в последние недели перед падением Кёнигсберга под сокрушительными ударами советских войск.
Глава десятая
Нацистский «алькасар»
…Мы идем на тебя непреклонно,
Город-крепость, город-склеп.
Громовою пальбой потрясенный,
Кёнигсберг от огня ослеп…
Из советской фронтовой песни, 1945 год
…Мы на веки вечные связаны с судьбой крепости Кёнигсберг. Или мы дадим перебить себя как бешеных собак, или мы сами перебьем большевиков у ворот нашего города…
Из обращения крайслейтера Вагнера к кёнигсбергскому фольксштурму 5 февраля 1945 года
После того как в январе 1945 года Кёнигсберг был прочно блокирован советскими войсками, а единственной ниточкой, связывающей его с портом Пиллау, стала трехкилометровая полоска суши вдоль залива Фришес Хафф, всем стало ясно, что дни немецко-фашистских войск, дислоцированных в городе-крепости, сочтены.
Это понимали не только опытные военные, но и руководящие функционеры НСДАП, опиравшиеся на безликую массу фанатически преданных «фюреру» номинальных руководителей фашистской партии. Абсолютное же большинство гражданского населения уже не сомневалось в близком крахе гитлеровской Германии и надеялось только на благосклонность судьбы и милость победителей. Общая деморализация достигла апогея, когда один за другим стали тонуть транспорты, пытавшиеся выбраться из находящегося под постоянным огнем Пиллау. Ведь наша авиация и флот к этому времени уже господствовали на Балтике, подавляя ожесточенное сопротивление частей люфтваффе и военно-морских сил Германии.
У сотрудников реферата 4-А Главного управления гестапо, размещавшегося в здании кёнигсбергского полицай-президиума, было много работы: разлагающие «боевой дух нации» анекдоты и «панические слухи» охватили город. Тюремные камеры, и без того не пустовавшие в течение всего периода господства гитлеровской диктатуры, сейчас были забиты дезертирами, семьями перебежчиков и сдавшихся в плен, «саботажниками», лицами, уклоняющимися от окопных работ, разными «подозрительными элементами».
5 февраля крайслейтер Эрнст Вагнер, возглавлявший организацию фашистской партии в Кёнигсберге, обратился с воззванием к фольксштурму, в котором призвал оболваненных нацистской пропагандой юнцов и немощных старцев, поставленных под ружье, «мобилизовать все свои силы, верить в фюрера, быть твердыми и стойкими». Вагнер заявлял, что Советская Армия будет разбита у ворот Кёнигсберга, поскольку «большевистский солдат гораздо хуже немецкого».
Но истерические вопли руководящих функционеров НСДАП уже не могли повлиять на настроение жителей и поднять боевой дух войск. В городе царила атмосфера всеобщего уныния и ожидания полного краха. Участились случаи бегства крупных гитлеровских чиновников и специалистов. Бежал президент Верховного земельного суда Дрегер, приговоренный впоследствии к смерти и казненный 20 апреля в брандербургской тюрьме. Сбежал генеральный прокурор Желинский, после ареста повесившийся в своей камере в печально известном берлинском застенке Моабит. Еще в начале февраля неожиданно исчезло несколько старших офицеров с тыловой базы снабжения боеприпасами. Когда сотрудники гестапо прибыли в расположение части, они обнаружили гору сожженных документов и брошенное оружие. Спустя пару недель во время бомбежки бежал с места службы главный врач сразу двух военных лазаретов: основного в Марауненхофе
[131]
и резервного — на улице Каноненвег
[132]
, а вместе с ним и весь медицинский персонал. Бегство было настолько поспешным, что в операционном зале одного из отделений лазарета охваченные паникой медики оставили лежать под наркозом не до конца прооперированного тяжелораненого.
Приводя подобные факты, я стремлюсь сформировать у читателей хотя бы отдаленное представление о том хаосе, который царил в Кёнигсберге в февральские и мартовские дни 1945 года. Это крайне важно, чтобы не оставалось иллюзий относительно масштабов и характера мероприятий гитлеровцев по укрытию культурных ценностей. Безусловно, в этот период фашисты уже не располагали ни силами, ни временем для возведения каких-либо фундаментальных укрытий, а могли только приспосабливать имеющиеся подземные сооружения для размещения в них тех предметов, которые ни в коем случае не должны были попасть в руки русским. В последние недели перед падением Кёнигсберга гитлеровское руководство в Восточной Пруссии уже не имело возможности использовать созданные в 1942 году по приказу Гиммлера строительные бригады, подчинявшиеся Главному административно-хозяйственному управлению СС. Несмотря на то что рейхсфюрер уделял их деятельности, особенно в заключительный период войны, очень большое внимание, щедро субсидируя все виды работ, связанные с уже упоминавшейся «Егер-программой», в Кёнигсберге деятельность этих подразделений была скована громадным объемом строительства оборонительных укреплений. Во всяком случае, эти обстоятельства следует иметь в виду, если мы хотим воссоздать объективную картину происходившего.
Как уже сообщалось, доктор Альфред Роде сумел принять необходимые меры предосторожности и спасти многочисленные коллекции и экспонаты Королевского замка от неминуемой гибели во время бомбардировки в августе 1944 года. По некоторым данным, демонтированная и уложенная в ящики Янтарная комната также избежала уничтожения, поскольку находилась в глубоких подвалах южного крыла замка под помещениями Прусского музея. Однако усиливающиеся бомбардировки города и приближающийся час решительных боев за него, видимо, вынуждали ответственного секретаря Общества искусств подыскивать более надежное помещение для укрытия ценностей. Таким местом стали подвалы «Блютгерихта». В пользу этого говорят самые различные обстоятельства, но основные аргументы базируются на показаниях Пауля Файерабенда.
В 1945 году кёнигсбергская фирма «Давид Шиндельмайссер», занимавшаяся продажей марочных вин, должна была отметить свое 207-летие. Основными ее владениями были винный погребок «Блютгерихт» и громадные хранилища вин в северном и западном крыльях Королевского замка. Всеми делами фирмы распоряжался, начиная с 1921 года, некий Карл Матцдорф. Тяжело заболев в последние месяцы войны, он временно передал бразды правления старейшему завсегдатаю ресторанчика Паулю Файерабенду, который почему-то во многих заявлениях назывался директором этого заведения. Он был свидетелем событий, происходивших в замке накануне штурма Кёнигсберга, хорошо знал доктора Роде и, как выяснилось впоследствии, оказался в курсе некоторых обстоятельств, связанных с укрытием ценностей. Анализ немногочисленных документальных свидетельств и изучение других материалов позволяют достаточно подробно воссоздать события и атмосферу, царившую в замке в феврале — марте и начале апреля 1945 года.
