Иванов даже не сразу обратил внимание на то, что наступила полная тишина. У заглянувшего в люк офицера от ужаса расширились глаза: в клоаке бездвижно лежали тела солдат! Когда речь идет о жизни и смерти, тут уж не до брезгливости. Быстро спустившись, лейтенант поднял ближайшего к нему и взгромоздил на спину. Стараясь удержать солдата и к тому же удержаться и самому, стал карабкаться по лестнице наверх. От нехватки кислорода начал задыхаться, на грани потери сознания перевалил тело через бортик люка. Как ныряльщик, быстро глотнул воздух и снова спустился за следующим. Вытащив второго, потерял сознание.
Их обнаружили только через час, да и то случайно. Выжил сам Иванов и тот, первый солдат. В жаркую погоду в той среде, в фекальной емкости, скопился газ сероводород, это и стало причиной отравления – такой диагноз поставили военные доктора. А двоих умерших солдат списали на боевые потери – такой «диагноз» поставило руководство отдельной бригады. Всех четверых участников «боевой операции» наградили медалями. А как же не наградить? Если огласить правду – это же скандал и огромный минус бригаде! А боевые потери, например при проведении зачистки какого‑нибудь городского квартала, – это немалый плюс.
А сколько небоевых потерь понесла армия в результате реформ? Не счесть – тысячи и тысячи офицеров, прапорщиков, мичманов, их семьи, дети бултыхаются и погибают сейчас в этой «емкости». Они все забыты, и никому до них дела нет. Как, собственно, нет дела и до пенсионеров, заслуженных ветеранов армии и других силовых структур. Создается впечатление, что делается все это целенаправленно, с единственной целью: ослабить былую мощь вооруженных сил, унизить честь и достоинство офицера, оболванить сотрудника. Это ж получается – не тех в сортире мочат? Вот такие невеселые мысли у лейтенанта Иванова.
Одноклассники
Достойный человек не бывает без друзей.
Чеченская пословица
Это было в конце июля, в самое пекло. Я привез оружие в госпиталь. Когда Сергея Охотника принимали в санчасть, начальство приказало его автомат с пистолетом забрать, ибо находиться раненому в медицинском заведении с автоматом не положено. Охраны и своей вполне достаточно. Причем на КПП и меня разоружили: на территории госпиталя посторонним с оружием находиться тоже нельзя. Так вот – Охотник излечен, выписан и готов к дальнейшим подвигам.
Сразу же на попутке прибыли в штаб мобильного отряда для оформления кое‑каких нужных отряду документов и списания покореженной при подрыве снайперской винтовки «Вал». Практика показала, что ездить или ходить по Грозному малыми командами в составе нескольких человек гораздо безопасней, чем передвигаться в составе колонны, даже с группой боевого охранения. Хоть это и регламентируется особыми приказами, но малые отряды на них плевали с высокой колокольни – своя жизнь дороже.
Сергей Охотник по этому поводу выдал целую теорию: передвижение в колонне – это как лотерея: могут обстрелять, а могут и подорвать; можешь пострадать ты, а может и кто‑то другой.
Не помню случая, чтобы кто‑то по причине хождения по городу малой группой к нам придрался – некому: ведь начальство же никакими группами не ходит. И в каком районе города находился штаб, я тоже совершенно не помню: много лет уже прошло. Слева – руины полностью разрушенного гастронома, рядом с ними – автобусная остановка; справа, среди таких же руин, совершенно не гармонирующий с окружающей средой, какой‑то крутой свежепостроенный ресторан, причем не имеющий ни одной мало-мальски серьезной царапины на окрашенных в веселый желтый цвет стенах. Вглубь, по дороге, – сам мобильник.
Неподалеку от этого места, если не ошибаюсь, «Три дурака» – известная площадь в Грозном, на пересечении Победы и Маяковского. Такое неказистое народное название площадь Дружбы народов получила за то, что на ней стоит памятник трем революционерам: русскому, чеченцу и ингушу. Памятник символизировал братскую дружбу трех народов. У всех трех каменных фигур мирные и добродушные чеченцы во время своей «революции» зачем‑то оторвали головы, и они валялись рядом с блоком КПП-14, где нес службу таганрогский ОМОН.
Сейчас же на пьедестале стояло шесть каменных ног. В 1996–1999 годах на этом месте был самый большой и довольно оживленный рабский рынок и приводились в исполнение расстрелы по приговорам шариатского суда; довольно часто их транслировали по телевидению – цензурой не запрещалось. Вот так: казнили или продавали – своих и чужих, взрослых и оставшихся без родителей беззащитных детей. Дети, как правило, приобретались для плотских утех.
Вскоре после нашего отъезда здесь подорвался на мине боец таганрогского ОМОНа. Выжил. Но остался без ног.
При въезде в мобильный отряд, на возвышении, стояла зенитная установка с колоритным, неопределяемым войском в обслуге. Ствол орудия смотрел в направлении подъезжающих к воротам автомашин.
Почему войско неопределяемое? Опытный глаз, конечно, установит, что это милиционеры, но, к примеру, человек, впервые увидевший этих парней, скажет, что это какие‑то раздолбаи – анархисты-революционеры времен гражданской войны, по ошибке забредшие в наше время. Одеты они как-то по‑особому разно и расхлыстанно: тельники, разгрузки, банданы, береты, пулеметные ленты. И причем все как один с улыбками на лицах.
Конечно, не нужно предполагать, что у них постоянно эти улыбки на лицах приклеены. В данном случае срабатывает эффект фотоаппарата. Зной, жара, пыль, усталость. Кто такие? Такие‑то. Пара шуточек. Щелк! Кадр зафиксирован, пошли дальше.
Правда, и мы от этих парней мало чем отличались.
На территории мобильного отряда меня поразила уже порядком подзабытая идеальная чистота. Аккуратные ряды жилых домиков-вагончиков с чистенькими кроватями и постелями; у дверей, на ковриках, чистая сменная обувь; покрашенные синей краской штабные корпуса; хаотичное мельтешение также прибывших по бюрократическим делам представителей всевозможных, если можно так выразиться, родов войск МВД – всяких спецназов и особназов. Много зелени. Нет, не покрашенная зеленой краской растительность, а натуральная, ухоженная.
У меня на боку болталась сломанная винтовка «Вал» без глушителя. Всех спецов она почему‑то очень привлекала, многие просили ее подержать в руках и рассмотреть повнимательней. Без приклада, без глушителя, без оптики и с дырчатым стволом, она представляла собой довольно интересное малогабаритное «короткоствольное оружие». «Валов» в отрядах в то время было очень мало, и мало кто имел дело с таким оружием. Все многозначительно цокали языками и восхищались «новейшей милитаристской разработкой».
Раздобыв без каких‑либо бюрократических проволочек необходимые нашему отряду бумаги, документы, акты списания и проставив на них печати, мы двинулись обратно. Пешком. Идти нам предстояло долго и далеко. В поле зрения попадались молодые чеченские милиционеры в новенькой, чуть ли не парадной форме, какие‑то небритые личности кавказской принадлежности, одетые в камуфляж и с автоматами через плечо. Парни в белых рубашках навыпуск, под которыми отчетливо проступают контуры пистолетных кобур. Говорят, если этих людей проверить, они непременно предъявят удостоверение какого‑либо серьезного ведомства.
