Не вытерпели, вышли и сами нажали:
– Тормоз!
Только тогда и увидел. Вот это есть понятие «тормоз». Ввиду постоянных стрессовых ситуаций во время повседневной службы в горячих точках, при резкой смене обстановки на мирную жизнь у человека возникает некое реактивное состояние, у каждого выражающееся по‑своему и дающее обильную почву к поводу для удивления со стороны близких людей. Со временем это, говорят, проходит.
Медики подтверждают, что длительное пребывание в зоне боевых действий сказывается на общем психологическом состоянии военнослужащих. Постоянное моральное напряжение, ощущение опасности, нервные нагрузки, которые испытывает человек в этих условиях, серьезно влияют на психику и нервную систему. Это называется «современная боевая травма» и «психологическая усталость». Добавлю: «больному» это просто необходимо уразуметь, иначе «психологическую травму» могут получить и члены семьи, и – не дай бог – дети!
А с Хизиром получилось так. Пришло время обеденного перерыва, и оперативники решили идти в столовую. Вновь пристегнули тихого и безразличного ко всему Хизира наручниками к батарее центрального отопления, но при этом оставили свое оружие висящим на спинках стульев. Приняв меры предосторожности, стулья отодвинули как можно дальше от Хизира и, решив, что покуда все нормально, вышли. Парень лег спиной на пол, вытянулся, насколько позволяла пристегнутая к трубе рука, и стал ногой придвигать один из стульев к себе. Это ему удалось: уронил стул, зацепил ремень автомата ногой, подтащил к себе. Передернул затвор и выстрелил в область сердца. Комната потемнела от разлившейся крови.
В суете забот опера забыли правило: «Ружье, в первом акте висящее на стене, в последнем обязательно должно выстрелить».
Ислам запрещает самоубийство: Бог дал человеку жизнь, Он ее и возьмет. Но ваххабитов этот вопрос не занимает: «Все, кто нас обвиняет, со своими знаниями не стоят даже грязи на сапогах самого слабого муджахида».
Эпилог
Нельзя о войнах забывать.
Ведь это прошлое, ребята.
Но надо в войны не играть
И не растить парней в солдаты.
Но как прикажешь быть ты нам,
Когда убил кого‑то кто‑то?
Конечно, сразу встанет там
На страже взвод, а то и рота.
И будут парни воевать,
И мстить за тех, кого убили,
И снова будут убивать…
Войны законы вечно в силе.
Таков круговорот у нас:
Что вечно недоволен кто‑то,
Вопросы будет он решать
Войной, стрельбой из пулеметов.
И как тот круг остановить,
Прервать, пока никто не знает.
И у меня на мирный мир
Надежда потихоньку тает…
Возможно, будет, но когда?
Вот так… Такая ерунда…
Лариса Коваль-Сухорукова
[27]
,
г. Кливленд, Огайо, США.
Полыхала алая заря, разорванные холодным северным ветром тучи налились темной кровью. Закат окрасил стены зданий в мрачные тона…
А можно так.
Полыхала алая заря. Разорванные веселым северным ветром тучи окрасились в жизнеутверждающий розовый цвет. Завтра будет хороший день! Надеюсь, наблюдение верное. Уже поздно, пора ложиться спать.
Внимательный читатель сразу заметит нестыковку: «заря-поздно-спать». Но это так: у нас летние ночи белые, солнце висит высоко и за горизонт не уходит, можно ночью проснуться и некоторое время гадать, какое сейчас время суток. А если глянуть на часы, которые показывают время – например шесть часов, – то уточнить, утро сейчас или вечер, можно, посмотрев в окно. Если на улице нет прохожих, значит – утро.
Смотрю в распахнутое окно: раннее утро, пустые улицы, лужи, тишина.
Над северной столицей разнеслось: «У-у-а-ал-ла-а-ах уак-киба-ар!»
Не может быть! Глюки?!
Нет, отчетливо слышно: «У-у-а-ал-ла-а-ах уак-киба-ар!»
– Ты что, не спал, что ли, Антон? – Жена проснулась, неслышно подошла.
– Что это, ты слышишь?
– Мечеть достроили, пока тебя не было. Каждое утро так.
– А почему так громко?
– А они через усилитель, Антон. Люди говорят, террористы по пятницам в мечети собираются… Что смеешься? Я что‑то смешное сказала?
– Ага, представь: каждую пятницу в матюгальник кричат: «Муджахи-иды-ы! Общий сбо-ор!!!» Настоящий террорист, дорогая моя, в мечеть никогда не пойдет, это же демаскирующий признак, они же там все на виду будут, так что живи спокойно. Какой уж там сон! Давай лучше чайку попьем.
– В газетах пишут: и у нас скрывающихся ваххабитов вылавливают.
– Но не в мечети же.
Супруга влила кипяток в запарник, запахло ароматным чаем. Посидели, помолчали.
– Вот я и вернулся…
– Вернулся, Антон…
– Тихо здесь. Будто уши ватой заложило, уснуть так и не смог.
– Это пройдет, привыкнешь.
– Пройдет, знаю… – Надел очки, внимательно посмотрел в лицо супруги. – А ты постарела, смотрю, за полгода‑то морщинки появились…
Теперь жена рассмеялась:
– Мог бы и не говорить, соврал бы что‑нибудь, джентльмен… Лучше без очков ходи!
Странное чувство – без боевого оружия в руках, будто голый на людях; хоть и нахожусь у себя дома, чувствую себя беззащитным. И, в случае чего, чем семью защищать? Это, наверное, не пройдет.
– Ты знаешь, сложно здесь все. Там проще: в глаза никто не врет, сволочь какую‑нибудь и без очков насквозь разглядишь.
– Долго там еще воевать будут?
– Долго.
– Трудно там, тяжело?
– Да как тебе сказать… жить можно. Жить везде можно.
– А зачем ты туда ездишь?
Над городом поплыл густой перезвон церковных колоколов…
