Приходится вести постоянное наблюдение! Вечером стало спокойнее, и ко мне прибыл связной. Я должен найти в городе нашу машину с продовольствием и боеприпасами. Город должен быть пока еще занят нашими войсками. Я пробираюсь туда по траншеям. Вояки стараются рыть «искривленные» ходы и при этом постоянно углублять окопы, так как русские контратаки очень опасны! Подходя к городу, я слышу выстрелы, взрывы ручных гранат и выстрелы автоматов. Пожалуй, там еще много вражеских солдат! Я хочу заскочить в первый дом, к которому подходит линия наших траншей. Надо мной гудит одинокий Ил-2, летящий на бреющем полете. У меня такое впечатление, что летчик охотится именно за мной среди колосьев пшеницы. Бортовыми пушками он обстреливает нашу траншею, делает длинную кривую и затем прилетает еще раз. Я смотрю наверх и вижу, как эта проклятая птица сбрасывает бомбу, которая, кажется, летит прямо ко мне! Я прыгаю к дому и прячусь за его руинами. Раздается взрыв. Я вижу, что бомба упала всего в нескольких метрах перед домом в окоп, где я только что был. Обливаясь потом, я вздыхаю и думаю про себя: «Какой смысл воевать с помощью такой техники с одиноким солдатом?» Нашей военной авиации почти не видно, с ней совсем плохо в это время. Но затем наше 3,7-см зенитное орудие надоедает ивану, и он больше не возвращается.
Я ползу далее и достигаю первых домов города. Нахожу наконец наш грузовик с полевой кухней. Мы едем в центр города, где стоят несколько танков с боеприпасами. Мы вообще не уверены, в чьих руках город, так как во время поездки нас обстреливали из нескольких садов или домов. Время от времени русские появляются в путанице домов. Мы умело отстреливаемся! Вскоре наш грузовик окружают голодные солдаты. Фурьер разливает горячую пищу половником в котелки. Жаждущие пищи получают здесь более солидные порции. Но они и подвергаются гораздо большей опасности здесь, в городе, чем те солдаты, что воюют в поле. Вояки с удовольствием пьют кофе или чай. Зимой, если я знал, что фурьер подмешает в наш чай ром, я часто бежал к полевой кухне. Теперь мы снова едем назад к окопам, в которых наши солдаты занимают позиции. Мы пытаемся устроить здесь что-либо подходящее для сна. На землю кладут все, что только можно: траву, солому и так далее. Зимой мы накрываемся шерстяным одеялом, летом — брезентом. В большинстве случаев стальная каска на голове не остается, так как иначе стиснутая кожаной прокладкой голова не отдыхает. Примерно в ста метрах к северу ночью слышится сильная стрельба. Наши часовые внимательно прислушиваются. В лесу справа тоже кто-то стреляет, отдельные выстрелы раздаются и с городской окраины. Раздаются громкие крики: «Они бегут, они бегут!» Поднимаются в небо первые сигнальные ракеты, которые мерцают, освещая предполье. Снова слышим несколько выстрелов. Иван постоянно наблюдает за полем боя, стараясь его осветить зеленоватыми трассами сигнальных ракет ночью. И при этом усталые вояки должны умудриться заснуть. И засыпают, так как измотаны походами и боями. Просыпаются только тогда, когда происходит что-то особенное. Ночью мы, унтер-офицеры, проверяем посты. Нарушения устава довольно редки. И снова стрельба! К окопам пытались пробиться несколько Иванов. И как мы выяснили следующим утром, им это удалось почти без потерь.
10–11 августа 1944 г. С утра из района линии обороны Восточной Пруссии к нам прибывают в качестве пополнения так называемые солдаты ландвера из местного населения. Между тем город прочесали и окончательно очистили от врага. В течение дня состоялись только небольшие стычки на линии фронта. Все больше этих солдат из Восточной Пруссии прибывают на нашу линию обороны. Нас сменяют, и мы направляемся отдыхать к югу и юго-западу от города. Здесь мы узнаем о дальнейших планах командования дивизии. Очередная цель — соединиться на севере с курляндской армией и сформировать там соединение ландвера. 19 июля 1944 года русские заняли город Шауляй с задачей пробиться на запад к Балтийскому морю. Тогда курляндская армия была бы отрезана! У города Куршенай уже начались отчаянные сражения. Наши ряды постепенно редели.
На Мемель
12–13 августа 1944 г. Сегодня мы стартуем! Нас отправляют на север. Мы проезжаем города Шлоссберг (Пиллкаллен), Газельберг, Траппен. Затем — на Мемель.
14–15 августа 1944 г. Далее мы проезжаем города Виллкиш, Кен, Таураге и далее по дороге на Тильзит — Шауляй до Панкрацентис, потом на север, до сих пор не соприкасаясь с противником, — до Крязя — Коляина — Луоке, а там на дорогу Тельсхе — Шауляй и к выходу на железную дорогу Шауляй — Либава. Здесь мы впервые встречаемся с русскими. Мы едем лесом и видим на его опушке, где дорога снова выходит на свободную территорию, как иван подготавливает к бою «катюши»! Как только мы услышали уже слишком хорошо известный нам многократно повторяющийся рев ракет, я дал команду: «Быстро от машин, вниз в укрытие!» Солдаты, словно их задницы смазали скипидаром, бегут вниз, стараясь найти себе в ямах какое-либо укрытие. Я, как тогдашний командир роты (таким меня сделал наш непопулярный новый ротный), сидел в легковой машине за старшим лейтенантом Г. Когда водитель внезапно остановил машину, я еще раз приказал: «С машин! Вниз! В укрытие!» Затем я прячусь в дорожной канаве и стараюсь сделаться таким маленьким, как это только возможно. И сразу же завыло и затрещало все кругом. И слева, и справа, и даже посреди дороги! Это был залп из 24 ракет, которые несутся на нас в едином пакете! Мы, «опытные зайцы», зарываем нос в грязь и выжидаем. Казалось бы, все хорошо укрылись, но тут внезапно мы слышим отчаянный крик. Кто-то кричит и причитает!
К этому случаю имеется предыстория: этот обер-лейтенант Г. стал нашим командиром роты, после того как наш старый командир, обер-лейтенант Шмельтер, остался в Румынии. Во время атаки в карачевском лесу он, сидя на танке, ушиб ногу, когда поворачивалась башня. А этот «новый» сделал нас одного — командиром взвода, другого — командиром отделения! Г. был непопулярен среди солдат. Сначала он заменил всех унтер-офицеров, одного за другим, чем ослабил общее руководство подразделением. Когда он приказал мне принять на себя обязанности командира роты, я сказал ему: «Господин обер-лейтенант, я бы этого очень не хотел и предпочитаю остаться лишь в своей минометной батарее». Тогда он пригрозил мне наказанием из-за отказа выполнять приказ! Ну и прекрасно, подумал я, пусть он только попробует это сделать. Г. не имел никакого права на мое назначение. И потом, мы не забыли про его команду: «Если одного из вас ранят, то я не желаю слышать никаких криков и стонов! Закусите губы и держитесь молодцами!» Тогда мы, «старые зайцы», подумали: «Ты засранец! Хотели бы мы однажды услышать, как ты закричишь, если получишь осколок в задницу!»
Мы прыгаем к нему, и я слышу, как ефрейтор Лудольф Винцельберг кричит: «Ха-ха! Друзья! Слышите, как он кричит? А ведь он должен был закусить губы!» Парень прав! На самом деле обер-лейтенант получил тяжелое ранение в руку. Осколок вырвал ему большой в кулак кусок мышцы из плеча. Это, конечно, очень больно, каждый может это понять, но лучше бы ты раньше не раскрывал свою пасть! Теперь сам себя наказал. Позднее наша рота получила от него письмо из военного госпиталя в Кёнигштейне/Таунус. Там он самым серьезным образом требует, чтобы фельдфебель (Оскар Геллерт) посылал ему из нашего пайка коньяк, сигары и сигареты! Когда фельдфебель показал мне это письмо, я сказал ему: «Дай мне, Оскар, пакет, я кое-что ему пошлю!» Затем я завернул махорку в провонявшую от пота обмотку, а сверх того упаковал маленькую бутылку водки и написал: «С самыми хорошими пожеланиями к выздоровлению, однако по возможности я бы не хотел с тобой встретиться». Это звучало не слишком любезно, но он сам заработал такое отношение к себе. Конец!
