Прощаясь с личным составом 14-го ГИАП, заместитель командира 9-й ШАД Герой Советского Союза подполковник Я. З. Слепенков сказал:
— Жаль штурмовикам расставаться с вами, дорогие товарищи! Во всех боях вы отлично прикрывали нас. Храбро и умело дрались с вражескими истребителями, обеспечивали успех смертельных ударов по врагу. Я надеюсь, что и в рядах нового соединения вы с честью пронесете славное гвардейское знамя! От души желаю вам новых боевых успехов.
В тот же день полк поэскадрильно перелетел на территорию Литвы. Вслед за нами на транспортных самолетах перелетели инженеры и техники. Аэродром Паневежис был пригоден для базирования авиации всех типов, он имел основное летное поле, бетонную ВПП и рулежные дорожки. Все это строили русские военнопленные, которые по окончании строительства были зверски расстреляны. Обходя для ознакомления взлетно-посадочную полосу, мы обнаружили множество фамилий, которые остались в застывшем бетоне. В километре от ВПП в двух траншеях были зарыты тела 25 тысяч советских военнопленных. Позже мы увидели, как немецкие пленные солдаты раскапывали эти могилы — работала Комиссия по расследованию немецко-фашистских злодеяний на советской земле. В раскопанном рву лежали штабелями наши замученные солдаты. Они умирали в страшных муках, о чем говорили их страшные скрюченные позы. Когда мы подходили к могилам, немецкие пленные переставали копать, становились по стойке «смирно» и, глядя на нас, кричали: «Гитлер капут!» Наши сердца наполнялись жгучей злобой и ненавистью к проклятым фашистам: мы понимали, что только в смертельном бою можно уничтожить фашистскую заразу. После такой картины у нас было одно желание — скорее пойти в бой и бить, бить этих поганых тварей!
Город был мрачный, окна магазинов закрыты ставнями, мало прохожих. В глазах кое-кого из них проскальзывает недобрый взгляд. Нас, летчиков, разместили на хуторе в деревянном домике недалеко от аэродрома, рядом с городом.
Наш полк перелетел в Паневежис, уже когда здесь собралась вся наша дивизия: три бомбардировочных полка — 1-й Гвардейский минно-торпедный авиаполк, 51-й минно-торпедный и 12-й Гвардейский пикировочный авиаполки и истребительный 21-й ИАП; наш 14-й ГИАП был пятым. На аэродроме стало тесно. Перед нами была поставлена задача: сопровождать бомбардировщики и торпедоносцы при нанесении ими ударов по кораблям противника в военно-морских базах и портах на побережье Балтийского моря и на коммуникациях. Впереди нас ждала Балтика с ее портами — Рига, Виндава, Клайпеда, Пиллау, Либава.
Утром 1 октября воздушная разведка обнаружила в Рижском заливе крупный конвой: корабли следовали курсом на Ригу. Район базирования был для нас новым, а главное — удален от моря. Это представляло дополнительные трудности в ведении боевых действий. Линия фронта тогда проходила в семидесяти километрах, а побережье Балтийского моря было в двухстах, и, чтобы добраться до портов Клайпеда и Либава, нужно было пройти над вражеской территорией более 130 километров, встречая на пути зенитное и истребительное противодействие. Противник имел большое количество наблюдательных постов и легко мог предупредить свою систему ПВО о появлении наших самолетов. Кроме того, в плохих метеоусловиях нам было трудно выходить на свой аэродром. Базируясь до этого недалеко от береговой черты Финского залива, мы хорошо знали ориентиры для выхода на свою точку. Часто бывало, что мы приходили с задания на пределе горючего, но ошибок, потери ориентировки у нас не было. А теперь такая ошибка могла привести к вынужденной посадке вне аэродрома.
На удар по кораблям противника вылетели 12-й Гвардейский пикировочный полк в полном составе под прикрытием 36 Як-9. Группу истребителей нашего полка возглавил гвардии майор Сизов. Была вторая половина прекрасного осеннего солнечного дня. Мы взлетели, собрались и взяли курс на Рижский залив. Подходя к нему, идя на высоте 4000 метров, мы встретили сплошную облачность, закрывающую Рижский залив, а вместе с ним и корабли противника. При подходе к цели впереди нас, по нашему курсу, стали рваться зенитные снаряды. Они рвались точно по высоте и курсу наших групп, и лишь только немного впереди. Пройдя еще несколько минут этим курсом и не найдя разрывов в облачности, ведущий всей группы принял решение пробить облачность вниз и нанести удар по кораблям визуально.
Как только первая девятка пикировщиков вошла в облачность, по радио Сизов приказал:
— Всем группам воздушного боя остаться над облаками! — и дальше после небольшой паузы передал: — Справа-впереди вижу большую группу истребителей противника!
Вторая девятка Пе-2, которую прикрывал Кириллов, нырнула в облачность. Кириллов, получив приказ, остался за облаками. Ведомым у него шел дублер командира эскадрильи капитан Мишаков, только что пришедший с Высших офицерских курсов усовершенствования начсостава ВВС ВМФ. По неопытности, увидев, что бомбардировщики скрылись в облачности, он тоже ушел вслед за ними. Теперь из второй группы воздушного боя осталось три самолета. Справа показались три шестерки вражеских истребителей. Ведущий второй пары из тройки Кириллова передал ему:
— Дима, ты видишь? Ведь это «фокке-вульфы»!
— Ваня, принимай бой, смотри за своим ведомым! Я остался один! — передал в ответ Кириллов.
«Фоккера», имея преимущество в высоте, набросились на нашу тройку. Одна атака следовала за другой, и казалось, что из этого боя целыми выйти будет трудно. Но прошли первые минуты боя, и Кириллову удалось поймать в сетку прицела немецкий самолет. Раздалась пулеметно-пушечная очередь, и фашист, объятый пламенем, рухнул вниз. Немцы еще больше ожесточились. Кириллов увидел, как самолет Хафизова, ведомого Ивана Ковалева, загоревшись, скрылся в облачности.
— Ваня, что случилось? — спросил Кириллов.
— Хафизова съели! — ответил Ковалев.
В этом бою Хафизов выполнял всего третий боевой вылет в своей жизни. Теперь против 17 «фоккеров» Кириллов остался вдвоем с Ковалевым. Они вели бой разрозненно и помочь друг другу не могли. Немцы поняли, что помощи советским истребителям ждать было неоткуда, и решили добить наших товарищей.
Кириллов скомандовал Ковалеву:
— Ваня, при первой возможности уходи в облака!
В ответ Кириллов услышал:
— Видимо, не удастся уйти…
На этом связь оборвалась. Теперь Кириллов остался один. Он непрерывно маневрировал, чтобы не дать возможности противнику вести прицельный огонь. В одной из атак Дмитрий почувствовал, как снаряд ударил по стабилизатору, но мотор работал устойчиво, а рули управления действовали хорошо. В подходящий момент он ушел в облака. Дойти до Паневежиса не хватило бы горючего. Ближе был аэродром Пярну в Эстонии, и, взяв курс на север, он пошел к нему…
Задачу по сковыванию противника Кириллов выполнил: тройкой они связали боем 18 немецких истребителей и дали возможность пикировщикам отработать по кораблям противника. Но какой ценой! Кириллов считал, что в этом затянувшемся воздушном бою потеряно два летчика, но оказалось, что сбивший еще один «фокке-вульф» Ковалев уцелел: на подбитой машине он вышел на армейский аэродром Бержай, где и произвел посадку.
