— Там, — Фрике перевел руку вправо, — минут десять ходьбы прогулочным шагом.
— Недалеко, — сказал Юрген.
— Да. Германия сжалась до этого маленького пятачка. Не возражайте, Юрген! Это все, что осталось от Германии. Когда русские займут этот пятачок и разобьют здесь свои солдатские биваки, Германия перестанет существовать. И слабым утешением для нас там, на небесах, будет осознание того, что мы были последними солдатами Германии, ее последними защитниками.
— Не Германии — фюрера, — сказал Юрген неожиданно для себя самого. — Я не считаю себя последним солдатом Германии, в крайнем случае, я согласен на звание последнего штрафника Гитлера. Но я не уверен, что это послужит мне утешением в старости. Извините, герр подполковник, — смешался он.
— Ничего, ничего, Юрген, мы находимся в таком положении, когда обо всем можно говорить открыто и откровенно. Возможно, если бы раньше мы обо всем говорили открыто и откровенно, мы бы не оказались в таком положении. Хотя, как знать, как знать… — Фрике встряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли. — Я прекрасно понимаю вас, Юрген. Четверть века назад я был так же молод и так же хотел жить. Только это помогло мне пережить горечь поражения.
Он повернулся и пошел вокруг купола. Юрген последовал за ним. Открылся вид на бескрайнее зеленое пространство Тиргартена. Вдали, высоко над верхушками деревьев, летела богиня Победы, сверкая в первых лучах восходящего солнца.
— Я любил гулять здесь раньше, во время приездов в Берлин, — рассказывал между тем Фрике, — по Кёнигсплац, в тени лип, по аллеям около Бранденбургских ворот, среди дубов Зигесаллеи, в окружении величественных памятников, до самого главного — колонны Победы, она ведь раньше здесь же стояла; ее Шпеер передвинул, перед самой войной.
Ничего этого Юрген не видел. Перед ним было большое, метров в триста, поле с траншеями, бетонными колпаками огневых точек, торчащими под разными углами дулами зениток, с редкими изуродованными и обкромсанными стволами деревьев, с рассекавшим его на две части каналом, залитым водой. Для бывшей королевской площади канал выглядел неуместным, для оборонительной позиции — в самый раз, отличный противотанковый ров, подумал Юрген.
— Когда только успели? — Он показал Фрике на канал.
— Полагаю, что он возник естественным путем, — сказал Фрике, — как результат русской бомбежки. Очевидно, что здесь был подземный тоннель, бомбы разрушили перекрытия и стены, а воды Шпрее заполнили освободившееся пространство.
— Здесь много тоннелей? — спросил Юрген.
— Думаю, что очень много. В них сам черт голову сломит, как и в этом здании. Не представляю, как комендант гарнизона будет руководить боем. Занять позицию в комнате 289! По коридору, по лестнице, третий поворот направо, четвертый поворот налево, там спросить у фельдфебеля, бегом марш!
— Велик ли гарнизон?
— По наименованию частей — велик. Батальоны, полки, дивизии! СС, Вермахт, фольксштурм! Тысяча наберется, дай бог.
Юрген уже имел некоторый опыт размещения солдат в доме для его обороны. Тысяча для такого здания — это ничто. Тем более что когда русские подойдут к зданию, из этой тысячи останется в строю не больше половины.
— Смотрите, Юрген! — воскликнул Фрике.
Он стоял, приложив к глазам бинокль, и смотрел в сторону Бранденбургских ворот. Там солдаты выкатывали из укрытия самолет, казавшийся игрушечным. К самолету бегом приближались двое, — мужчина в блистающем погонами, эмблемами и орденами мундире и… женщина. Женщина, черт побери, это Юрген мог определить даже на таком расстоянии без всякого бинокля. Это могла быть только Ханна Райч!
[29]
— Кто мужчина? — возбужденно спросил Юрген. На какое-то мгновение ему показалось, что это фюрер. Защелкнулась цепь ассоциаций в голове: Ханна Райч за штурвалом самолета, на котором фюрер летит на съезд в Нюрнберг, «Триумф воли», Лени Рифеншталь… Но потом все встало на свои места. Он не сомневался в ответе. Всем было известно, кто является любовником легендарной летчицы.
— Генерал-полковник фон Грейм, — сказал Фрике и тут же, спохватившись: — Извиняюсь, генерал-фельдмаршал авиации Роберт Риттер фон Грейм, командующий люфтваффе.
— Что?!
— Что слышали, Юрген. Честно говоря, я сам узнал об этом только сегодня ночью, хотя новости уже пять дней. Где мы были пять дней назад? Ну да это несущественно.
Все они завидовали фон Грейму — иметь такую женщину! Если она в постели вытворяет то же, что и в небе… Вечерами солдаты частенько обсуждали эту тему, фантазируя и смакуя детали. Но иметь такую должность в такой момент — нет, тут нечему было завидовать, тут можно было только посочувствовать.
— А что с рейхсмаршалом? — спросил Юрген.
— Отставлен со всех постов, — коротко ответил Фрике.
Вот это да! Слетел казавшийся вечным и непробиваемым Геринг. Ну и хрен с ним, Юрген не собирался ему сочувствовать. Сочувствовать надо было им, солдатам, на которых в первую очередь отливалась грызня наверху. Нашли время!
— Они собираются взлетать?! — воскликнул Фрике с удивлением и тут же с восхищением: — Они взлетают!
Это было поразительное зрелище. Маленький тренировочный самолетик разбежался по полотну улицы, шедшей от Бранденбургских ворот к колонне Победы, и взмыл вверх. Почти сразу заработали русские зенитки, и скоро весь путь самолета был усеян небольшими аккуратными облачками дыма от разрыва снарядов. Самолет вилял из стороны в сторону, и было непонятно, то ли его отбрасывает взрывная волна от разрывов, то ли он сам уворачивается от летящих снарядов. Последнее не казалось невозможным, ведь за штурвалом была сама Ханна Райч!
Самолет растаял в небе, но осиное гнездо было растревожено — русские перенесли огонь с неба на землю, начался новый день их штурма. Но русские были далеко, метрах в семистах-восьмистах, на другом берегу Шпрее, и у них были пока другие объекты для атаки. Можно было спокойно заниматься текущими делами подготовки к обороне здания. И Юрген вслед за Фрике покинул крышу Рейхстага.
Он еще раз прошелся по второму этажу, потом по первому, закрепляя в памяти расположение залов, коридоров и лестниц. Толкнул очередную массивную дверь и неожиданно увидел еще одну широкую мраморную лестницу с массивными чугунными перилами, ведшую вниз. Первая лестничная площадка, вторая, третья — Юрген был глубоко под землей. Во все стороны простиралось обширное подземелье с монолитными железобетонными стенами, потолками и полами.
Сразу у лестницы был большой зал, в котором на нарах лежало около двухсот раненых. Рядом был штаб, у большого стола стояли несколько старших офицеров и два генерала, они рассматривали какую-то схему, устилавшую почти половину стола. Вероятно, это была карта театра грядущих военных действий, карта, на которой можно было отобразить каждое орудие, а то и каждого солдата. На отдельном столике стояла батарея телефонов, еще дальше — несколько радиостанций, у которых дежурили радисты с наушниками. «Хотя бы будем знать новости», — подумал Юрген.
