— Поэтому вам, фельдфебель Вольф, надо усилить разъяснительную и воспитательную работу…
— Есть, герр подполковник! — поспешил вскочить Юрген.
— Я рад, что вы все схватываете с полуслова, — сказал Фрике. — Да, в плане разъяснительной и воспитательной работы… Получите в канцелярии билеты на просмотр кинофильма. Ваше отделение, как лучшее в батальоне, идет в первую очередь сегодня вечером.
— Рады стараться! — бодро ответил Юрген.
То же прокричали ему и солдаты его отделения. Они соскучились по кино. Особенно приятно было, что — в первую очередь. На передовой до второй очереди дело могло и не дойти.
Вечером отправились строем в кино. Идти было недалеко, километра три, перпендикулярно Висле, в глубокий тыл. По дороге гадали, что будет на этот раз: «Император Калифорнии», «Титаник» или «Венская кровь»? Будь их воля, выбрали бы «Хабанеру». Цара Леандер — это что-то! Особенно на сон грядущий.
Под кинозал переоборудовали местную харчевню, поставили дополнительные лавки, натянули простыню на стену. Перед сеансом пустили по залу пивную кружку. Билеты были лишь пропуском, за просмотр надо было платить.
— Цойфер, — коротко сказал Юрген, когда кружка дошла до их ряда.
— Почему, как платить, так Цойфер? Это несправедливо, — попробовал возмутиться тот.
— А ты не воруй, — сказал Юрген.
— Вот именно! — добавил Клинк под общий смех.
— Лучше бы я вообще сюда не пошел! — продолжал трепыхаться Цойфер.
— Тебя не спрашивали, — отрезал Юрген. — Куда прикажу, туда и пойдешь, в кино, в атаку или на…
— Дорогой, мы в культурном месте, — остановила его Эльза.
— Все равно заплатил бы, потом, — объяснял между тем ласковым голосом Отто Гартнер, обнимая Цойфера за плечи, — а так кино посмотришь.
Цойфер, не переставая бурчать, достал «Гиммлера»,
[5]
бросил в кружку.
— Еще три, — сказал Юрген.
— Оптовая скидка, — проворчал Цойфер.
— Он прав, подлец, — сказал Отто Гартнер.
С Отто никто не спорил, ведь он был экспертом по черному рынку и, следовательно, по всем расчетам.
Погас свет, на импровизированном экране замелькали цветные кадры. Все радостно взревели: кино! сразу! без кинохроники! Появились титры: «Die Frau Meiner Träume».
[6]
Буря восторга. Марика Рёкк запела:
— In der Nacht ist der Mensch nicht gern alleine…
[7]
— Еще как бывают! — не выдержал кто-то.
— О, Марика! О, Юлия! — неслось со всех сторон.
— Молчите, дрочилы! — крикнула Эльза. — Дайте кино посмотреть.
— Эй, механик, крути по новой! — заорал Клинк. — Девушка начало пропустила!
— Девушка нашей мечты! — поддержал его Отто Гартнер.
Насилу угомонились. Механик пустил фильм сначала. Смотрели молча, только иногда кто-нибудь шмыгал носом, узнавая, как ему казалось, родные места. Зато, когда закончилась последняя бобина, поорали вволю, постучали сапогами по полу. Все сразу достали сигареты и трубки, дружно закурили, во время фильма о куреве как-то забыли.
Вдруг вновь застрекотал аппарат, луч проектора прошил плывущий по помещению дым. На экране пошли черно-белые кадры хроники «Вохеншау». Шестьдесят две женщины и молодые девушки, изнасилованные и убитые русскими солдатами в Хеммерсдорфе в Восточной Пруссии. Почти все, сидевшие в харчевне, уже видели этот выпуск, но от этого их возмущение и ярость не стали меньше. После просмотра фильма они даже усилились. Вот что грозит всем немецким женщинам, их матерям, невестам, подружкам и сестрам, чей образ персонифицировался сегодня для них в лице простой немецкой
[8]
девушки Марики Рёкк с ее лучистыми глазами, веселой улыбкой, божественным голосом и крепкими ногами. Их пальцы шевелились, сжимая невидимое оружие. Они готовы были немедленно ринуться в бой. У Юргена не было необходимости заниматься разъяснительной и воспитательной работой.
Но вечер на этом не закончился. Солдаты выходили из харчевни, возбужденно обсуждая увиденное в хронике.
— Это дело рук банды Рокоссовского, — сказал кто-то.
— Все большевики бандиты, — раздался другой голос.
— Но у Рокоссовского воюют самые настоящие бандиты, убийцы и насильники, выпущенные из тюрем только для того, чтобы убивать нас, немцев, и насиловать немецких женщин, — сказал первый.
— Точно, штрафники, — встрял третий.
— Только с мирным населением и умеют воевать.
— Наши такие же трусы и воры.
Тут Юрген не выдержал:
— Но-но, полегче, товарищ, не свисти, чего не понимаешь.
— А ты кто такой? Ишь, недомерок, а туда же!
— Да это же штрафники! Гляди, без знаков различия!
— Ничейная команда!
— А у меня вчера шинель сперли. Не иначе как они!
— Ты на кого баллон катишь, фраер? — выступил вперед Зепп Клинк. В руке у него поблескивал нож.
Юрген вдруг обнаружил, что конец его ремня намотан ему на руку, а пряжка свистит в воздухе, образуя круг над его головой. Чуть поодаль изображает мельницу Брейтгаупт с доской от скамьи в руках. Нож Клинка быстро мелькает возле глаз солдат из других подразделений, заставляя их в ужасе отшатываться и отступать назад. Фридрих, Целлер, Гартнер, Тиллери, Блачек, — все держатся молодцами. Эльза поливает всех матом, выставив вперед руки со скрюченными пальцами: а ну попробуй подойти: зенки-то повыцарапываю! Даже Граматке разбрызгивает вокруг ядовитую слюну.
— Отходим! — скомандовал Юрген. — Эльза, Эбби, Цойфер, Киссель, Граматке — в середину. Остальные — в каре. Вперед!
— Отработали командные действия, — докладывал Юрген подполковнику Фрике на следующий день, — солдаты почувствовали локоть товарища в обстановке, максимально приближенной к боевой, обошлись без потерь.
— Не обошлись, — сказал Фрике, — вот рапорты. — Он потряс несколькими листами бумаги.
— Какие же учения без потерь, — меланхолично заметил Юрген и бодро: — Дальше штрафбата не сошлют!
— Солдат — да, — сказал Фрике, — на них и не пишут. А вот на их неизвестного командира с погонами фельдфебеля…
— Полагаю, мы должны провести служебное расследование, установить личность этого неизвестного фельдфебеля и примерно его наказать, — вмешался присутствовавший при разговоре Вортенберг.