Что же касается самого Треппера, то через несколько дней он «умрет». Один врач из Руайа, с которым он познакомился во время лечения, выдаст ему свидетельство о смерти, и на надгробии, перед которым в удивлении застынут люди Гиринга, будет высечено его имя.
Но прежде чем уехать в горы Оверни — Большой шеф, подобно мальчику с пальчик, уже разбросал за собой белые камешки, чтобы те, кто пойдут по его пути, не сбились с дороги, — до того как уйти в глубокое подполье, как и положено «переселившемуся в иной мир», он решил долечить зубы, чтобы жить спокойно. Прием у Малеплата, на который он пойдет сегодня, завершает курс лечения. Большой шеф в последние недели был слишком занят и все время откладывал визит к врачу — вплоть до сегодняшнего дня, 24 ноября.
Позднее Треппер будет рассказывать, что, войдя к Малеплату, сразу же испытал какое- то неприятное ощущение. Что-то было не так. Приемная — пуста, за исключением одной старушки; обычно здесь бывает полно народу. Врач, как всегда, проводит его через регистрационную комнату в зубоврачебный кабинет, но вопреки обыкновению дверь, выходящая в коридор, закрыта.
«Я усадил его в кресло. Он был очень спокоен. Я подумал: «Бедняга, зачем сверлить ему зуб? Сейчас не время причинять ему боль». Рассказывая что-то, я делаю вид, что выбираю инструмент. А он говорит мне с улыбкой: «Ну, как дела? Вы слышали новость по радио?» Меня прошиб холодный пот: в этот момент за дверью в коридоре звякнули наручники, которые они готовили… Поскольку дело затягивалось, я положил пациенту вату в рот и начал прилаживать бор, но тут они наконец решились вмешаться. Ворвались и наставили на него пистолет. Жильбер поднял руки и сказал: «Я не вооружен». Он был очень бледен, но абсолютно спокоен. Что же касается немцев, могу вам сказать одно — они боялись!»
Фортнер подтверждает: «Дантист дрожал; мы с Гирингом очень нервничали. Да! Приходится признать, что спокойнее всех вел себя он. Даже глазом не моргнул! В тот момент, когда Гиринг надевал на него наручники, он заметил: «Браво! Вы хорошо справились с работой». Я скромно ответил: «Это итог двухлетних поисков».
Когда мы уходили, доктор Малеплат сказал арестованному: «Я хочу, чтобы вы знали, я здесь ни при чем». «Ну конечно! — ответил Треппер. — Поверьте, я на вас совсем не сержусь». Затем начались вежливые пререкания по поводу платы за прием, но врач отказался от денег. Большой шеф пожал ему руку, — запястья его были стянуты наручниками, — и вышел; с одной стороны его охранял огромный Гиринг, с другой — маленький Фортнер. Большой шеф оказался между гестапо и абвером.
Падение
Большой шеф заговорил.
«В машине, рассказывает Фортнер, он спросил меня, из абвера я или из гестапо. Я ответил, что являюсь офицером немецкой армии. Он, кажется, вздохнул с облегчением и добавил: «Для меня все кончено. Кое-что я расскажу, но вам придется смириться с тем, что всего я открыть не смогу». Мы с Гирингем, естественно, были поражены этим неожиданным заявлением. Если Большой шеф согласится сотрудничать с нами, значит, с советскими шпионами на Западе будет покончено. Поэтому с первого же разговора я старался установить с ним человеческий контакт. Мы говорили о его жизни, семье, попивая кофе и покуривая сигареты. Он очень свободно рассказывал обо всем. Что касается меня, то, должен признаться, я, без малейшего притворства, слушал его с удовольствием. Это был достойный человек, очень спокойный и сдержанный. Казалось, напротив меня сидит старый приятель, с которым мы предаемся воспоминаниям».
От автобиографии переходили к вечерней лекции. Перед изумленной зондеркомандой Треппер читал курс по искусству шпионажа. Основные принципы: строгая конспирация, постоянное использование псевдонимов, децентрализация (опасно, когда один человек держит в руках слишком много связующих нитей); полная изоляция «пианистов» — ведь их легче всего засечь — друг от друга и от остальных членов сети. Основные меры предосторожности: никогда не носить оружия, чтобы не угодить в лапы полиции во время обычной патрульной проверки; обходиться без машины; жить в пригороде, где заметить слежку легче, нежели на оживленных улицах в центре города; не получать слишком обильную почту и лучше условиться, чтобы вам присылали почтовые открытки, а не письма— ведь человек, получающий почтовые открытки, вызывает меньше подозрений; никогда не передавать документы из рук в руки, предварительно не закамуфлировав их (в ручки, спичечные коробки, газеты); организовывать встречи агентов преимущественно по воскресеньям или в праздничные дни, поскольку полиция в эти дни не так многочисленна и не особенно бдительна; назначать встречи в самых обычных и людных местах: библиотеках, аптеках, а также на спортивных площадках, озерах (прогулки на лодке), в бассейнах, но при условии, — рекомендует Треппер своим слушателям, а гестапо скрупулезно отобразит этот совет в своем рапорте, — при условии, что время года для этого подходящее… Наконец, технические тонкости, которые приводят в изумление Фортнера, а Гиринга и Берга, признанных «охотников» за активистами коммунистического подполья, убеждают в том, что они еще приготовишки на поприще контрразведки. Например, как с помощью телефонной книги, находящейся в будке, назначать встречи. О месте договариваются заранее, остается указать день и час. На определенной странице книги агент подчеркивает слово, стоящее в четвертой строке: встреча состоится в четыре часа; затем он отмечает скобками другое слово на шестой странице: это шестой день недели, то есть следующая суббота. При такой системе можно обойтись без предварительного прямого контакта между двумя агентами. С другой стороны, агент, назначающий встречу, заподозрив в чем-то партнера, может проверить, придет ли он в телефонную кабину один, без сопровождения или хвоста.
Именно после лекций Большого шефа в рапорте абвера, направленном руководству рейха, появятся строки, призванные задним числом оправдать затянувшиеся сроки расследования: «Весь опыт нашей предыдущей работы на Западе в данном расследовании не пригодился. Довольно скоро обнаружилось, что русские блестяще организовали работу сети. Абверу пришлось изучить теоретические установки, которыми руководствовались русские при подготовке и внедрении советских агентов; эти установки не были известны нашим офицерам».
Настал момент решающего выбора для Треппера.
Он может сколько угодно поражать зондеркоманду своим шпионским мастерством, но факт остается фактом — эсэсовец Гиринг держит его в своих руках. Что делать? Торговаться? Изворачиваться? Начать хитроумную игру? Но он ведь Большой шеф, и его противники не удовлетворятся несколькими пешками, коль скоро он может уступить им коня или ладью, а может быть и все фигуры!
Так кем же станет Треппер? Предателем или героем?
Кент не выдерживает испытаний.
«Они продержали меня четыре дня в камере тюрьмы Александерплац, — рассказывает Маргарет, — затем отвезли в гестапо. Винсент был там. Бедный мой, он пережил страшный удар: впервые увидел меня скверно одетой, ненакрашенной, растрепанной… Гестаповец, присутствовавший при этом, заметил его волнение и сказал: «Предлагаю уговор: вы остаетесь с ней на весь день, но ночью начнете говорить». Винсент согласился.
