Текст телеграммы был тщательно взвешен. В нем нет и намека на гестапо. Напротив, судя по всему, адресатам следовало думать, что речь идет о внутреннем деле французской полиции: в ее среду проник провокатор; он украл документы.
Параллельно крупные и мелкие подразделения гестапо, отделы и подотделы абвера, военные, административные и экономические оккупационные ведомства — все немецкие учреждения во Франции и Бельгии получают размноженный типографским способом портрет Большого шефа с подписью: «Особо опасный шпион. Бежал».
Итак, через два месяца после побега Панвиц бросает на поиски беглеца французскую и немецкую полицию…
Дело в том, что он уже не надеется разобраться в подлинных намерениях Большого шефа. Предал ли тот зондеркоманду или продолжает предавать Москву? Неизвестно. И неуверенность будет сохраняться до тех пор, пока Треппер будет ограничиваться расплывчатыми посланиями и уклончивыми разговорами по телефону.
Поиски Треппера всеми полицейскими службами Франции и Германии не могут остаться без последствий. Тысячи объявлений, расклеенных по стенам учреждений, бюллетени о розыске, разосланные без счета, конечно же, насторожат противника, даже если так восхваляемая Треппером «контрразведка» — всего лишь миф: чтобы вызвать тревогу у службы безопасности коммунистической партии, упомянутых фактов более чем достаточно. Понимая это, Панвиц все же разворачивает операцию. Он создает осложнения, полностью отдавая себе в этом отчет. Значит, он действительно заинтересован в поимке Большого шефа? Без сомнения, вряд ли решился бы он на столь рискованный шаг, не имея какого-то плана. Его цель не в том, чтобы поймать Треппера — да и удастся ли это? — а в том, чтобы нейтрализовать его.
Передатчик Кента остался на Юге (он установлен на вилле модельерши Коко Шанель, где немецкие радисты наслаждаются запасами продуктов из погреба). Оставить передатчик там было необходимо, ведь зондеркоманда собиралась использовать его в функшпиле, а Москва могла осуществить техническую проверку и запеленговать источник радиоизлучения. Панвиц, естественно, убежден, что Директор не знает о перемещении Кента в Париж: для Центра Маленький шеф все еще находится на Юге, около передатчика. Хайнц Панвиц будет играть на этой ошибке.
Он посылает в Центр радиограмму, подписанную Кентом, в которой тот просит разрешения поехать в Париж: у него сложилось впечатление, что сеть функционирует плохо, и он хотел бы выяснить причины. Разрешение дано. Панвиц посылает тогда другую радиограмму, в которой Кент выражает недоумение: «Что происходит с Треппером? Я вижу повсюду объявления о его розыске! Он, видимо, бежал из немецкой тюрьмы». Ответ Центра: «Избегайте Треппера. Пусть партия не дает ему и куска хлеба. Для нас он предатель».
Панвиц добился своей цели: вырвал инициативу из рук Большого шефа. Тот уже не сможет угрожать ему разоблачением функшпиля: что бы он ни говорил и ни делал, Москва ему не поверит. Смелая операция криминальрата просто-напросто вывела его из игры. Он нейтрализован.
Операция интересная, но последствия ее огромны. Радиограмма Кента объясняет Москве, что Треппер в течение нескольких месяцев был в руках гестапо и все радиограммы Большого шефа, присланные за последние месяцы, — не что иное, как немецкая операция по дезинформации! Все здание функшпилля было разрушено одним ударом; необходимое доверие Центра, которого так терпеливо добивался Гиринг, уничтожено его преемником. Так на какой же основе Панвиц рассчитывает теперь строить свою работу? В самом ли деле он надеется, что после такого шока Москва по-прежнему будет с полным доверием относиться к донесениям из Франции? Разве он не понимает, что его смелое предприятие — не более чем вспышка безумия и что, стремясь любой ценой устранить Треппера, он сам себе оказал медвежью услугу, скомпрометировав Большую игру одновременно с противником?
Есть в этом какая-то удивительная тайна. Поскольку автор потратил три года, чтобы найти к ней ключ, читатель, наверное, согласится немного подождать разгадку, прочитав еще несколько страниц…
Часть III Центр
Они бегут!
21 апреля у Маргарет Барча начались схватки. Панвиц поместил ее в частную клинику Нейи, даже не упомянув, что она заключенная. Она родила мальчика, и они с Кентом решили назвать его Мишелем. Любовник ежедневно посещал ее в сопровождении трех агентов зондеркоманды.
«Они устроили большой праздник по случаю моего возвращения, — рассказывает Маргарет, — говорили: «Мы отмечаем ваше бракосочетание с Кентом». Действительно, это было похоже на свадьбу. В конце банкета они преподнесли мне подарки: совершенно великолепные колыбельку и коляску для Мишеля. С этого дня все называли меня «Мами».
Панвиц поселил родителей и малыша в небольшой частной квартире из двух комнат. Двери этой квартиры были всегда на запоре, но после обеда в определенный час Маргарет разрешалось погулять с Мишелем в саду. Каждый четверг ее отпускали на свидание с сыном Рене. «Я, конечно, сто раз могла убежать, но знала, что тогда они убьют Кента…»
Снующие туда-сюда черные «ситроены», прогулки Маргарет, появление Кента на улицах, переброска заключенных, суета Панвица и его людей — за всем этим строго следят, все отмечают невидимые наблюдатели, выполняющие распоряжения Треппера.
Для того чтобы стряхнуть с себя оцепенение, в которое он погрузился из-за своего вынужденного уединения, и начать действовать, Трепперу нужен был только повод; как только он наметил себе цель — следить за зондеркомандой, «как тигр за своей жертвой», захватить ее, — жизненная энергия вновь забила в нем ключом. Он организовал службу наблюдения с помощью старого товарища Алекса Лезового, который теперь играет роль «начальника штаба», прежде принадлежавшую Гроссфогелю. Его люди фотографируют каждую машину, каждого пешехода, входящего или выходящего из дома на улице Курсель (сюда недавно переехала зондеркоманда).
Это наблюдение — подготовка к действию. Ведь не только Панвиц предчувствует, что высадка союзников неизбежна. Думая о ней, Большой шеф в свою очередь разработал невероятно дерзкий план…
Треппер убежден, что Большая игра близится к концу. Разгром немецких армий на Западе позволяет надеяться на очень скорое окончание войны. Следовательно, ничто не помешает осуществлению его плана: напасть на зондеркоманду, захватить ее личный состав. Ему было бы приятно, закончив игру, взять в плен тех, кто преследовал его несколько лет и кто отнял у него столько близких людей.
Он создал ударный отряд из тридцати хорошо вооруженных человек. План нападения подготовил Алекс Лезовой. Он гарантировал успех операции: «Единственным средством уйти от нас будет для них самоубийство». Большой шеф со смехом ответил: «Не бойтесь! В этом на них можно положиться: они не покончат с собой!»
Разумеется, надо было предупредить Москву. Радиограмма с просьбой разрешить операцию была отправлена. Ждали ответа.
Когда бронетанковые части Леклерка подошли к Парижу, Панвиц и его люди упаковали чемоданы. Их настроение, конечно же, было довольно кислым. Они много работали, перенесли разочарования и неудачи, трепали себе нервы, устраивая облавы, или, как некоторые из них, пытали людей; но если подвести итоги, эти три года были все же удачными. Никто из них не погиб в Париже: здесь умирали реже, чем в Сталинграде или в Тобруке.
