– Ну, отлично, – проворчал Макрон. – И что теперь будем делать?
– Он нас видел. И теперь знает, что мы в Риме. Нельзя его так оставить, он начнёт трепаться.
– Ну, тогда вот что. – Макрон жестоко улыбнулся и вытащил из ножен кинжал. – Я всегда надеялся, что когда-нибудь дело дойдёт до этого.
– Проклятье! Что это ты задумал?! – Катон схватил его за руку.
Макрон обернулся к нему, на его лице было удивлённое выражение:
– Мы сейчас можем от него избавиться, раз и навсегда. Сам ведь знаешь, что он нам сделал, да и другим тоже. Не могу себе представить гада, который больше заслуживает удара ножом в бок, после чего его можно бросить подыхать в сточной канаве. Пусть там кровью истекает.
– Нет. – Катон отрицательно помотал головой. – У нас такого приказа не было.
– Ну, это будут вроде как премиальные. – Макрон рывком высвободил руку.
– Нет. Сам подумай, Макрон. Есть ведь свидетели, они видели, что он уходил вместе с Лурконом. И Нарцисс непременно об этом узнает. Если его обнаружат мёртвым, Нарцисс сразу поймёт, что это наших рук дело.
– Ну и что? Он Нарциссу вовсе не друг.
– Да, но это не значит, что Нарцисс не сможет использовать это против нас. Вряд ли стоит думать, что можно так просто пойти и пришить сына одного из самых влиятельных людей Рима и избежать последствий.
Макрон минуту молчал. Потом предложил:
– Тогда давай просто сделаем так, чтобы он исчез. Сбросим его в Большую Клоаку.
– А если его тело найдут и опознают?
Макрон поднял свой кинжал.
– Могу сделать так, что его никогда не опознают.
– Убери, Макрон, – твёрдо сказал Катон. – Придётся нам забрать его с собой.
– Вздор! – буркнул Макрон. – Нелегко нам придётся – тащить их обоих.
– Ничего, справимся. Последи за окрестностями, а я пока что займусь ими.
Он достал из сумки на поясе толстую верёвку и несколько тряпок, связал руки поверженным и забил им рты тряпками. Вокруг никого не было, тишину нарушали лишь обычные, знакомые звуки ночной столицы. Катон помог поднять Вителлия на ноги, забросил его на плечи Макрону, затем поднял Луркона, который был менее плотного телосложения, чем его товарищ по несчастью.
– Готов? – спросил он. – Тогда пошли.
До дома с явочной квартирой было по меньшей мере полмили, а им приходилось держаться боковых улиц, чтобы никому не попасться на глаза, пока они тащат своих пленников. В какой-то момент Вителлий начал шевелиться, и Макрону пришлось стукнуть его головой о ближайшую стену, чтоб он успокоился.
– Не слишком увлекайся, – предупредил его Катон, пока они спускались вниз по склону холма в Субуру. И как раз перед тем, как наконец добраться до нужного дома, они наткнулись на шумную группу молодых людей. Пришлось впарить им тут же придуманную историю про своих приятелей, которые якобы сверх меры приняли на грудь и отключились, и обе группы расстались, добродушно смеясь. И наконец они с трудом добрались до явки и бросили Вителлия на полу в вестибюле, а сами потащили центуриона наверх, в инсулу
[16]
. Септимий распахнул перед ними дверь и отступил в комнату, освещённую масляной лампой.
– Отлично сработано. – Он одобрительно кивнул и хотел уже закрыть дверь.
– Погоди… – Катон с трудом перевёл дыхание. – Там ещё одного… надо поднять.
– Ещё одного? О чём ты?
– Потом объясню… Пошли, Макрон.
Когда они вернулись с Вителлием, имперский агент удивлённо уставился на это второе тело, потом удивление сменилось выражением шока, когда он увидел, кто это такой.
– Вы что, с ума спятили?! О боги, да вы знаете, кто это?! Как он тут оказался?!
– Он был вместе с Лурконом… когда мы его прихватили, – пояснил Катон, всё ещё тяжело дыша. – У нас не было другого выбора.
– Так не нужно было тащить его сюда! Почему вы просто не бросили его на улице?
– Он узнал нас.
– Как это?
Катон обменялся взглядами с Макроном, прежде чем ответить.
– Я так понимаю, что Нарцисс не рассказывал тебе о нашем прошлом.
– Только то, что мне было необходимо знать, – напряжённым голосом ответил Септимий. – Это, знаете ли, опасно – слишком много знать. При нашей-то работе…
– В таком случае будет достаточно, если я сообщу тебе, что мы служили вместе с Вителлием во Втором легионе в Британии. И несколько раз не сходились во мнениях по кое-каким вопросам.
Макрон засмеялся.
– Это ещё мягко сказано, будь я проклят!
– В любом случае, – продолжал Катон, – мы не могли оставить его на свободе. Он может догадаться о нашей причастности к пропаже Луркона. И пока наша работа не сделана, его нужно держать взаперти. Так что пусть он сидит вместе с Лурконом.
– Или же мы можем от него избавиться, – предложил Макрон и тут же поднял руку, успокаивая Катона, который уставился на него яростным взглядом. – Я просто предлагаю разные варианты.
Септимий озабоченно вздохнул.
– Нарциссу это точно не понравится. Дела пошли вразнос, выходят из-под контроля. А теперь ещё и с Вителлием надо что-то делать…
Тут раздался громкий стон, и они, все трое, резко обернулись и увидели, что Вителлий зашевелился.
– Ему надо глаза завязать, – тихо сказал Катон Септимию. – Он уже и так слишком много видел. Не нужно, чтобы он и тебя запомнил.
– Точно. Займитесь этим, а потом оттащи его в соседнюю комнату, пока мы тут беседуем с Лурконом. Надо выяснить, что ему известно о заговоре Освободителей.
Макрон вытащил свой кинжал и отрезал полоску ткани от плаща Вителлия, которой дважды обвязал тому голову и закрепил повязку узлом. Потом подсунул руки под плечи бывшего трибуна и оттащил его в соседнее помещение, где бросил на пол. От удара Вителлий сразу очнулся и что-то забормотал сквозь кляп, крутясь и извиваясь на месте. Макрон прижал его калигой к полу.
– Лежи тихо, не дрыгайся, – проворчал он. – Иначе тебе не жить. Будешь вертеться и что-то затевать, клянусь тебе всеми богами, я тебе глотку перережу. Понял?
Вителлий перестал рваться и извиваться и замер на полу. Его грудь то вздымалась, то опускалась. Потом он кивнул.
– Ну вот и отлично. Ты ж у нас примерный патриций, – с презрением сказал Макрон. Потом повернулся и вышел обратно в комнату, где Катон с Септимием уже подтащили второго пленника к стене и усадили его там. Септимий надвинул капюшон на голову, прикрыв лицо. Луркон тихонько постанывал, и Катон протянул руку и вытащил кляп у него изо рта. Луркон рыгнул, и поток ядовито-кислой отрыжки ударил Катону прямо в лицо. Центурион неразборчиво что-то забормотал, заморгал, и Катон дал ему пощёчину.
