Катон невольно чувствовал себя неуютно, сознавая, что это благодаря ему и Макрону центурия торчит на холоде, тщетно дожидаясь командира. К нынешнему моменту центурион вместе с Вителлием, должно быть, уже вывезены из города и сейчас находятся в пути к какой-нибудь отдалённой вилле, где их будут держать, пока Нарцисс не даст приказ их освободить.
– И что его там держит, к Плутону он, что ли, провалился? – яростным шёпотом выругался Фусций. – Ставлю что угодно, этот недоумок так вчера надрался, что всё ещё дрыхнет без задних ног!
– Более чем вероятно, – спокойно ответил Макрон.
– Тоже мне, хороший пример он подаёт! Командир должен понимать, что нам на таком холоде недолго и замёрзнуть!
– В легионе командиру никогда бы такого не спустили, – добавил Макрон. – Да и командиры в армии не такие растяпы.
Фусций посмотрел на него и пробормотал скептическим тоном:
– Ну, это ты так считаешь…
– Именно так. – Макрон кивнул. – И готов поспорить с любым, кто думает иначе.
– Эй, кто там болтает в строю?! – заорал Тигеллин, подходя ближе к ним. Макрон и Фусций тут же заткнулись и уставились прямо вперёд. Тигеллин прошёл мимо, горящим от ярости взглядом бегая по рядам в поисках нарушителей дисциплины. Он прошёл до конца шеренги, развернулся и пошёл обратно. – Нет, это просто невероятно! Я точно слышал, как кто-то из вас, тупые идиоты, что-то болтал, словно школяр, впервые попавший к шлюхам! Кто это был? Даю вам возможность признаться. Пусть этот болтун сделает шаг вперёд, иначе вся клятая центурия пойдёт чистить сортиры!
– Вот дерьмо! – сказал Макрон, скрипнув зубами. – И тут дерьмо, и там дерьмо… Сплошное дерьмо.
Он глубоко вздохнул и сделал шаг вперёд.
– Макрон! – прошипел Катон. – Что ты делаешь, будь ты проклят! Встань обратно, пока он не заметил!
Макрон проигнорировал его призыв и громко сказал:
– Опцион! Это я разговаривал.
Тигеллин резко обернулся к нему и подошёл ближе и остановился прямо перед ним с разъярённым выражением на лице.
– Ты? Гвардеец Калид. Не ожидал такого от ветерана с твоим-то опытом. Или, может, славный Второй легион ничуть не лучше дамского вышивального кружка, а?
Катон скривился. При обычных обстоятельствах его друг расценил бы подобные выражения как повод для драки. Тот факт, что он был выше чином, чем Тигеллин, но должен был скрывать это, мог бы только раззадорить и разозлить его. Но Макрон держал рот на замке и никак не ответил на эту провокацию. Тигеллин немного помолчал, потом скривил губы и продолжил:
– А ещё все только и твердят, что во Втором легионе высочайший боевой дух! Будешь наказан, Калид. Десять нарядов, чистить сортиры. В другой раз будешь знать, что на плацу следует держать рот закрытым.
– Есть, опцион.
– Встать в строй! – рявкнул Тигеллин, и Макрон отступил на шаг назад.
Опцион бросил на него последний косой взгляд, повернулся на каблуках и снова пошёл вдоль строя.
– И зачем ты это сделал, болван? – прошептал Катон, едва разжимая губы.
– Он меня слышал. Сам ведь знаешь, что это за тип. Ни за что не отстанет.
– Всё равно, у тебя нет времени разгребать дерьмо.
Макрон чуть пожал плечами:
– Да у меня и так такое ощущение, что я только этим и занимаюсь, уже по уши в него забрался.
Они постояли ещё немного в молчании. Несколько солдат из других центурий, уже распущенные после утреннего построения и проходившие мимо, остановились и стали с любопытством пялиться на всё ещё стоящие в строю шеренги.
– Ну, чего уставились? – рявкнул на них Тигеллин, и преторианцы поспешно разошлись.
Какой-то командир, высокий и мощный, направлявшийся мимо них в сторону здания штаба, посмотрел на выстроившуюся шестую центурию и остановился на полпути, а затем изменил направление и подошёл к Тигеллину. Это был трибун Бурр.
– В чём дело, опцион? – спросил он. – Почему твои люди всё ещё на плацу?
Тигеллин выпрямился, откинул плечи назад и встал по стойке «смирно».
– Ждём центуриона Луркона, господин.
– Ждёте? – Бурр нахмурился. – С чего это? Пошли кого-нибудь за ним. Или уже посылал?
– Да, господин. Но центуриона на квартире не было.
– Не было? Проклятье! И где же он?
Вопрос был риторический, так что Тигеллин стоял, плотно сжав губы.
Бурр покачал головой:
– Ну ладно. Распусти своих людей. И пошли кого-нибудь на поиски Луркона. Как только его найдут, пусть явится с рапортом ко мне. – Он повысил голос, чтобы вся шестая центурия его услышала: – Мне наплевать на чины и ранги, любой под моей командой должен выполнять свои обязанности! Центуриону Луркону придётся несладко, на всю жизнь это запомнит! Опцион, командуй!
– Есть, господин. – Тигеллин отдал трибуну честь и подождал, пока тот отойдёт, и лишь потом повернулся к своим людям, набрал полную грудь воздуху и проорал:
– Шестая центурия… Разойдись!
Гвардейцы расслабились и начали расходиться, по большей части направляясь к казармам и тихо переговариваясь, гадая, куда подевался центурион. Катон и Макрон вместе с Фусцием вернулись в помещение своей секции, и молодой преторианец немедленно закрыл за ними дверь. И обернулся к ним в сильном возбуждении.
– Ну всё! Даже наш центурион попал в переплёт!
Макрон изогнул вопросительно бровь:
– А что, разве центурион уже получал взыскания?
– О да! Он бывал и в переделках похуже, но никогда не пропускал утреннего построения на плацу. И где это он застрял, интересно?
– Наверное, надрался до бесчувствия, – сказал Катон. – И как только явится, получит хорошую взбучку. Трибун Бурр, как мне кажется, не из тех, кто способен проявить жалость.
– Это уж точно! – Фусций расплылся в улыбке. Он поставил свой пилум в стойку и выпрямился. При этом его живот издал жалобное бурчание. – Клянусь богами, я с голоду подыхаю!
– И мы все тоже, приятель, – заметил Макрон. – Но нам-то всё-таки лучше, чем тем, в Субуре. Нас хоть кормят регулярно. А эти несчастные ублюдки вынуждены рыться в отбросах. Скоро они начнут дохнуть, как мухи.
Фусций задумчиво покивал:
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Император ставит нас в гнусное положение. Ещё немного, и мы тоже начнём голодать, как простой народ. А это кончится бедой.
– Бедой? – Катон посмотрел на него: – Тебе не кажется, что бед уже и так более чем достаточно?
– Ты про голодные бунты? – Фусций покачал головой. – Это ерунда по сравнению с тем, что произойдёт, когда народ начнёт голодать по-настоящему и подыхать сотнями и тысячами. Вот что я тебе скажу: когда такое случится, по улицам потоками потечёт кровь. И преторианская гвардия останется единственной силой, которая сможет это пресечь и не допустить наступления хаоса. Единственной силой, которая сможет встать между императором и толпой. И когда такое случится, тогда либо Клавдию придётся пообещать нам существенную награду, чтобы мы остались ему верны, либо…
