– Кажется, мы по уши в дерьме, мой друг.
– Да ерунда всё это! – ответил Макрон. – У нас отличное прикрытие, прекрасная легенда. К тому времени, когда он что-то на нас накопает, мы уже сделаем своё дело и будем уже далеко от Рима. Если, конечно, Нарцисс выполнит свои обещания.
– Нет уж, мы сидим в дерьме, как я уже сказал. – Катон всё смотрел вслед удаляющемуся Тигеллину. Потом добавил: – Надеюсь, ты был прав на его счёт.
Их разговор прервал звук труб, раздавшийся по ту сторону павильона, и они обернулись к озеру. Между двумя флотами встали на якорь две баржи, между ними натянули канат, с которого свешивалась большая корзина, набитая камнями. Как только раздался сигнал труб, люди на баржах обрубили канат и корзина с плеском упала в воду.
Макрон нахмурился:
– Это ещё что такое?!
Они продолжали напряжённо вглядываться. Вода в центре озера между баржами вдруг забурлила, и из неё поднялись три сверкающие острия, а затем рука, сжимающая длинное древко. С него потоками стекала вода. Макрон удивлённо замотал головой.
– Что это за явление?
Катон улыбнулся:
– А это маленькое вступление, придуманное Аполлодором на радость и потеху публике.
Теперь уже стало понятно, что это было такое – огромное изображение Нептуна с трезубцем, раскрашенное золотой краской; когда противовес – корзина с камнями – опустился на дно озера, эта впечатляющая фигура футов двадцати высотой, тот самый сюрприз, который инженер обещал Клавдию, вознеслась из воды и встала в центре озера. Вода плескалась у ног морского бога, создавая впечатление, что это сооружение стоит на поверхности. С противоположного берега донёсся взрыв восхищённых воплей, и на склонах холмов, запруженных толпами зрителей, замелькали и затрепетали разноцветные флажки и тряпки – народ таким образом выражал своё одобрение и восторг.
– Ух ты, как здорово! – Макрон довольно улыбнулся. – Умно придумано!
А команды двух барж между тем принялись лихорадочно грести, направляя свои посудины к берегу, стараясь поскорее уйти подальше от готовых вступить в сражение двух флотов. Прозвучал новый сигнал труб, и навмахия началась. Со стороны обоих сближающихся флотов – по двадцать судов в каждом – раздались воинственные крики, а за ними последовала размеренная барабанная дробь, задающая темп гребцам на каждом корабле. Вёсла ударили по воде, сперва довольно неуклюже, вразброд, и эти небольшие боевые корабли двинулись навстречу друг другу, постепенно набирая скорость. Некоторые шли быстрее и вырвались вперёд, сломав чёткую линию построения, и общее движение стало более хаотичным, поскольку неумелые рулевые не могли строго держать курс.
– Не самый впечатляющий пример демонстрации морского искусства из всех, что я видел, – заметил Катон. – На настоящем флоте даже самая молодая команда даст этому сброду сто очков вперёд.
– Да уж, да уж, – раздражённо ответил Макрон. – Может, перестанешь наконец разыгрывать из себя большого знатока и будешь просто любоваться зрелищем?
Катон посмотрел на друга:
– Я просто отметил их неумение как старый солдат…
– Ладно, хватит.
Командные корабли были уже на расстоянии броска дротика друг от друга, и Катон заметил, что с палубы каждого корабля тонкой струйкой поднимается дым. Секунду спустя стрела, выпущенная с одного из кораблей под синим вымпелом, прочертила в небе огненную дугу, оставляя за собой дымный след, обозначивший траекторию её полёта. Стрела упала в озеро в добрых пятидесяти футах от носа ближайшего вражеского корабля.
– Вот оно, хвалёное восточное искусство стрельбы из лука, – засмеялся Макрон. – Промазали!
Неудачный пуск первой стрелы, не долетевшей до цели, не остановил неумелых стрелков на обоих кораблях – они выпустили ещё кучу стрел, и поверхность озера покрылась маленькими всплесками. И тут два корабля сблизились. Не было никаких манёвров, попыток избрать более выгодный курс, чтобы пустить в дело таран, два судна просто врезались друг в друга, столкнулись носами. Хилая мачта на греческом корабле переломилась где-то у самого основания и рухнула вперёд, потянув за собой весь такелаж, который тут же накрыл бойцов, столпившихся на носовой палубе. С берега донеслись возбуждённые крики. Пока бойцы старались освободиться от упавших на них снастей, их противники начали метать абордажные крюки, зацепили повреждённый корабль и начали подтягивать его к себе, после чего бросились на палубу вражеского судна. С берега было плохо видно, что там происходит, лишь мелькание и блеск мечей и доспехов, так что было не понять, кто кого одолевает.
В схватку вступало всё больше кораблей, таких же неуклюжих, а те, что оказались самыми медлительными, теперь получили отличную возможность взять самый выгодный курс, выбрать себе цель и нанести удар тараном. Первая такая атака была проведена грубо и бездарно, скорость нападающего корабля оказалась слишком малой, чтобы таран проткнул корпус судна противника. Гребцы сдали назад, отвели свой корабль на небольшое расстояние, желая попробовать снова, но в результате на них на полной скорости налетел другой неприятельский корабль. Во все стороны полетели обломки сломанных вёсел, невеликий корабль весь вздрогнул от удара и отлетел вбок, сбросив в воду множество бойцов. Некоторые из выпавших за борт, что были в доспехах, очень недолго держались на поверхности, а потом вес боевого снаряжения утянул их на дно. Мощный удар таранящего судна принёс негативный результат и для атакующих: жаровня, которой они пользовались для поджигания стрел, опрокинулась, разбросав вокруг пылающие угли, засыпав ими всю палубу, отчего просмолённый такелаж немедленно вспыхнул. И очень скоро корабль запылал, и пламя, раздуваемое лёгким бризом, дующим вдоль озера, охватило также и корпус пробитого тараном судна. Схватка прекратилась: бойцы обеих сторон теперь думали только о спасении, отчаянно срывая с себя доспехи, прежде чем прыгнуть в воду и ухватиться за что угодно, что помогло бы им держаться на воде.
– Бедолаги, – пробормотал Катон, тогда как остальная публика орала и визжала от восторга.
Через два часа после сигнала о начале сражения поверхность озера была вся усеяна обломками судов. Один корабль затонул, ещё три горели. На палубах остальных, сцепленных абордажными крюками, ещё шли сражения и отдельные схватки под восторженные крики толпы, жующей продукты, выданные им ранее императорскими чиновниками. Наблюдая за ними и прислушиваясь к доносившимся изредка из павильона замечаниям и комментариям, Катон пришёл к выводу, что представление замечательно удалось в качестве отвлекающего манёвра для поражённого голодом населения столицы. Если восторги и восхищение, вызванные этим зрелищем и раздачей продуктов, продлятся ещё день или два, значит, навмахия успешно выполнила поставленную задачу.
Тут его внимание привлёк стук копыт, приближающийся к озеру. Он обернулся и увидел императорского курьера, галопом скакавшего по берегу от дороги, ведущей из столицы. Всадник низко склонился к шее лошади, понукая её, а от той во все стороны летели клочья пены – с боков и из пасти. Перед павильоном он резко натянул поводья, спрыгнул с седла и бросился вверх по лестнице, ведущей к императорской ложе.
