— В самом деле?
Андерсон достал из кармана небольшой пакет и положил ей на колени.
— Что это? — спросила она.
— Кое-какие памятные вещицы.
Ей не нужно открывать пакет, чтобы увидеть, что там находится. Сделанная ею цепочка для часов, не очень умело, на предыдущее Рождество; локон ее волос.
— Письма уже сожжены.
— Тогда сожги и все это. — Она шевельнула ногой и сбросила на пол пакет, ей вдруг представился запах спаленных волос.
Андерсон нагнулся и безропотно поднял пакет, будто ублажая капризного ребенка.
— Ты привезла вещи, которые хотела мне вернуть?
Она покачала головой.
— Хелен!
— Просто забыла.
— Я думал, это и было целью встречи.
— Для тебя, конечно, — сказала она сквозь подступившие к горлу рыдания. — А я хотела заставить тебя взглянуть мне в глаза и сказать, что больше ты ничего ко мне не чувствуешь.
Андерсон издал хриплый стон, а когда она вскинула голову, сжал в ладонях ее лицо и стал целовать, на что и рассчитывала Хелен.
Она крепко прижалась к нему. Это ее момент: ее сила в сладких поцелуях. Через несколько мгновений она слегка отстранилась и спросила:
— Мы можем пойти к тебе?
Он покачал головой:
— Дома моя хозяйка.
Она с досадой закусила губы.
Но он откинулся назад, отодвинул дверцу люка и крикнул кучеру:
— Отель «Гросвенор», пожалуйста!
Она покраснела, представляя, как это звучит. «Но какое нам дело, что подумают о нас посторонние?!»
Тарантас застревает на углу Гайд-парка в давке из-за упавшей лошади. Седоки не разговаривают; Хелен изо всех сил сдерживается, чтобы случайно не сказать такое, что заставило бы Андерсона передумать. «Скорее, ну, скорее же!»
В отеле он записывает их под именами лейтенанта и миссис Смит. Клерк подозрительно морщит лоб, но ведь это девичья фамилия Хелен, и она надменно смотрит сквозь него.
— Багажа нет, лейтенант?
— Мне нужен номер только для того, чтобы жена отдохнула перед вечерним приемом, — ледяным голосом объясняет Андерсон.
Номер угнетающе безобразен. Хелен была права, отказываясь от поездок в отель; лучше тайные объятия в темном лесу Креморн-Гарденс. Она видит свое отражение в дешевом зеркале: мрачный лиловый лиф, усталое лицо, резкие морщинки около губ. Далеко же она ушла от мисс Хелен Уэбб Смит из Флоренции!
Андерсон не сделал попытки подвести ее к кровати, а нервно расхаживал по комнате. «Вот так все и кончится, — подумала Хелен. — Молчанием в отвратительном номере».
— Если хочешь, кури, — сказала она. — Эти шторы не стоит беречь.
— Ты не возражаешь?
Она едва удержалась от смеха:
— Какое внимание к даме!
Андерсон закурил сигарету, прежде чем ответить:
— Дорогая моя девочка, мне так жаль.
«Да, но ты это сделал!»
— Самое лучшее будет, если ты меня забудешь.
Она вдыхала пряный запах его табака.
— Это подобно совету, который палач дает своей жертве: «Не извивайся и не дергайся, тогда топор сделает все одним махом».
— О, Хелен!
— И все это было только химерой? Мне всегда говорили, что у меня слишком богатое воображение. — Ее голос дрогнул и пресекся. — Значит, вся наша история была лишь одной из моих фантазий?
Андерсон энергично затряс своей львиной гривой:
— Просто дело в том, что в жизни каждого мужчины наступает момент, когда он задумывается о том, чтобы остепениться.
— Для чего?
— Чтобы иметь дом, — сконфуженно говорит он. — Наследника. Моя кузина Гвен очень милая девушка…
Она резко вскинула руку.
— Я пришла в это заведение, рискуя своей репутацией, не для того, чтобы выслушивать твои похвалы своей новоявленной невесте. — Она ядовито подчеркивает последнее слово.
— Я только хотел сказать, что я нисколько не обманываю себя, я знаю, она никогда не станет для меня тем, чем была ты.
«Ничего не скажешь, — с едкой горечью думает Хелен, — подсластил пилюлю, которая сведет меня в могилу». Хелен напоминает себе: она пришла сюда не для того, чтобы наказать этого человека — хотя это доставило бы ей огромное удовлетворение, — а для того, чтобы удержать его.
— Тогда женись на ней, но сохрани свою тайную любовь ко мне. — Она намеревалась произнести эту фразу соблазнительным шепотом, но та прозвучала как требование, повеление.
Он отвел взгляд, и Хелен с ужасом поняла, что проиграла.
— У нас с тобой… — говорит Андерсон, — все пошло скверно с тех пор, как ты уехала с Мальты.
«Что, теперь, когда ты уже не можешь обладать мною два раза в неделю в уютной роскошной гондоле, я тебя больше совсем не интересую?» Она крепко сжала губы.
— Ты понимаешь, рано или поздно про нас все равно узнали бы. Люди все замечают. Даже твой крепколобый муженек не вечно будет прятать голову в песок.
Словами этот спор не выиграешь, но у нее есть другое оружие.
— Дай мне сигарету. — Она протянула руку. — Я тебя шокировала? — усмехнулась она, видя, что он не отзывается. — Считаешь меня фривольной?
Нелепость определения доходит до него; оба улыбаются. Он раскуривает для нее сигарету, и она затягивается, не закашлявшись; от дыма у нее в горле остается ощущение горечи и раздражения.
— Никогда еще не видел курящую женщину.
— В самом деле? Фидо курит как портовый грузчик.
Он недоверчиво посмотрел на нее:
— Ты про свою подругу Фидо?!
— О, не думаю, что ей подходит название подруги, — небрежно говорит Хелен. — Она отказалась от меня из-за вопиющей лжи, которую я нагородила о тебе. Больше у меня нет ни одного друга в целом мире.
Андерсон поцеловал ее, на этот раз более страстно.
— Тебе нравится? — спросила она, восстанавливая дыхание.
— Гм… Примерно как поцеловать грузчика.
Она рассмеялась.
Андерсон пристально посмотрел на нее, затем прижался лицом к ее корсажу, лихорадочно шаря рукой под ее тонкими шелковыми юбками. «Некоторые женщины находят эту животную страсть мужчин отвратительной, — размышляет Хелен, соскальзывая на мягкий диван без чехла. — Но разве все мы не примитивные животные?»
О, сможет ли она когда-нибудь жить, не ощущая на себе жаркого тела этого человека, его порывистых и энергичных ласк? Она вдруг думает про мужа, про его длинные белые ноги, вялые руки, его безразличие и холодность. Гарри никогда вот так не овладевал ею, даже в брачную ночь; никогда не смотрел ей в глаза с такой отчаянной страстью. Ее душит ярость при мысли об адмирале, ожидающем ее на Экклестон-сквер, с газетой, за которой он прячется, как за щитом, с его ненавистной изжогой.
