Пожилой джентльмен растерянно моргнул.
— Разумеется, миссис Кодрингтон, простите, что утомил вас. — Он позвонил, чтобы им принесли плащи.
Они направились в чайную «Аэрейтед Бред компани»,
[59]
которая находилась как раз напротив конторы адвоката.
— Ты не поверишь, я буквально умирала от голода, — с самым беззаботным видом произнесла Хелен, когда они уселись за маленький столик. — Мне очень нравятся эти новые чайные, и я просто не представляю, как мы обходились без них, когда дамам негде было подкрепить свои силы, не нарушив при этом приличий? — Она бросила в свою чашку еще кусочек сахара. — Ты когда-нибудь заходила на ланч к Верейс на Стрэнде?
Фидо покачала головой. Она чувствовала себя такой утомленной, будто встреча в адвокатской конторе длилась целую неделю.
— Попробуй это печенье с глазурью.
Но Фидо не в состоянии есть. Эта женщина сбивает ее с толку. То рыдает от горя, что ее разлучили с дочерьми, то как ни в чем не бывало наслаждается кексом. Она отдавала себе отчет в том, что Хелен стала порочной: при мысли о таких женщинах Фидо часто приходило в голову сравнение с червивым яблоком. Но где же эти пустые глаза, крадущаяся походка и горячечный бред падших женщин из романов? (Тех несчастных созданий, которых другие женщины, такие как Фидо, с твердыми принципами и волей, образованные и горячо поддерживающие друг друга, оправдывают тем, что у несчастных нет иного выхода, чтобы выбраться из нищеты.) Видимо, согрешившие прелюбодеянием далеко не всегда чувствуют себя погибшими. Вот она, Хелен, сидит, как всегда вызывающе элегантная, и спокойно пьет чай!
— Ты наговорила там множество вздора, — заметила Фидо. — Надо же было заявить, что Гарри жестоко подавлял твое страстное желание иметь больше детей!
Подруга презрительно усмехнулась:
— Он говорил обо мне гораздо худшие вещи.
Да, этого отрицать нельзя.
— А что это за непонятная история относительно его обращения со мной?
Рука Хелен с вилочкой замерла, в глазах промелькнула настороженность.
— Не важно, — через минуту ответила она.
— Но…
— Я сожалею, что заговорила об этом в присутствии Фью. Раз ты не хочешь, не будем об этом говорить. — И она с преувеличенным аппетитом снова принялась за кекс.
— Но я как раз хочу! — с досадой заявила Фидо.
— В самом деле? Но за все эти годы ты ни разу об этом не упоминала. У меня создалось впечатление, что ты намеренно похоронила это в тайниках своей памяти.
Фидо пристально посмотрела на нее.
— Кажется, мы не очень понимаем друг друга. Что именно я похоронила?
— Дорогая, оставим этот разговор! — Хелен внезапно оттолкнула свою тарелку. — Поверь, я и не думала использовать это для усиления своей позиции.
У Фидо вдруг сильно заколотилось сердце.
— Только подумать, — сказала Хелен с блестящими от слез глазами, — когда мы сидели там, в конторе, я едва поверила собственным ушам, когда услышала, как ты защищаешь моего мужа. Мне больно подумать, что ты, такая независимая и бесстрашная, станешь винить себя в этом инциденте.
У Фидо от волнения пересохло в горле.
— Дорогая моя, — тихо сказала она и положила руку поверх руки Хелен, лежащей на скатерти. — Давай уточним: о каком инциденте мы говорим?
— О том самом, о котором трудно говорить.
Горло Фидо свела судорога, перед глазами поплыли круги. Чайная вдруг показалась многолюдной, хотя в ней всего несколько посетителей.
— Это имеет отношение к Гарри?
Голубые глаза гневно вспыхивают.
— Ты же не станешь утверждать, что ничего не помнишь?
— Скажи мне, что именно ты имеешь в виду! — потребовала Фидо, теряя терпение.
— Может, лучше отложить этот разговор, пока мы не окажемся наедине? — поспешно предложила Хелен, видя лицо Фидо. — Ну хорошо. Если ты действительно не помнишь… Вернись мысленно к той осени, когда Гарри выгнал тебя из дома.
Фидо закусила губы от этого словца «выгнал».
— Я говорю о той ночи, когда ты проснулась рядом со мной, а он стоял у кровати.
— Ты про Гарри? — Фидо напрягла память. — Да, он действительно иногда заходил в мою спальню… когда ты спала со мной.
— Правильно, и тебе это очень не нравилось. Но в ту самую ночь…
— Я помню, что проснулась и увидела у дверей белую фигуру, — кивнув, сказала она, и Хелен сжала ей руку. — Ты еще сказала мне, что это был Гарри в ночной рубашке.
— Разумеется, он; кто же еще?
— Я только это и видела — фигуру в белом. Вечером у меня был сильный приступ астмы, и я приняла лекарство.
— Но это все объясняет! — воскликнула Хелен. — Ты находилась под действием лауданума.
— Что объясняет?
— Почему ты забыла.
Фидо напрягла память. Призрачная белая фигура в дверном проеме: это пугающее видение, напоминающее смутные детские страхи.
— Я проснулась очень взволнованная.
— Еще бы!
— Наверное, он зашел в мою комнату о чем-то спросить тебя и застал нас уже спящими, да?
Хелен нервно барабанила пальчиками по столу и что-то шептала.
— Что ты говоришь?
Она говорит ей на ухо, обжигая своим горячим дыханием, отчего Фидо вздрагивает.
— Он забрался в нашу постель.
— Не может быть, — еле слышно произнесла Фидо.
— Пролез между нами и лег на тебя, — продолжала Хелен.
— Не верю!
— О, дорогая моя, — простонала Хелен. — Я видела все своими глазами; эта сцена неизгладимо врезалась мне в память. Но если бы я знала, что тебе удалось изгнать это воспоминание, я не сказала бы сегодня ни слова. Иногда лучше ничего не помнить.
У Фидо перехватило дыхание, она с трудом переспросила:
— Ты говоришь, он забрался в кровать… Было что-то… худшее?
Лицо Хелен исказилось от боли.
Сидящие по соседству две дамы с откровенным любопытством посматривали на них.
— Что ж, теперь ты можешь все мне открыть… — сказала Фидо.
— Да, но…
— Говори!
Быстрый шепот:
— Ты была бесчувственна. Я попыталась вытолкнуть его, но не могла с ним справиться. Кажется, он был сильно пьян. Он что-то пошутил насчет того, что у него холодная постель, тогда как рядом находятся две одинокие женщины. И еще что-то грубое насчет огня, который нужно поворошить. Он схватил твою ночную рубашку и…
