— Отец, в Стрэтфорд на гастроли приехал театр из Лондона, — как-то сообщила Уильяму Джудит, — мы пойдем смотреть спектакль?
Уильям, обещавший как можно чаще выводить младшую дочь в свет, согласился. Он только надеялся, что в Стрэтфорд не приезжает «Глобус». Встречаться с давними друзьями он был не готов.
Приехавший театр был Уильяму знаком. В Лондоне он располагался недалеко от театра Джеймса. Некоторые актеры его узнали, спрашивали, как он тут оказался.
— Я вернулся в свой родной город, — объяснил Уильям, — здесь всегда жила моя семья.
— Тебе не скучно? Не тянет обратно в Лондон? — интересовались они.
— Нет, — искренне отвечал Уильям, — я вполне доволен своей жизнью.
Он смотрел спектакль с замирающим сердцем, опасаясь обнаружить в душе те же чувства, что обуревали его в молодости. Но ничего не шелохнулось, не заставило задуматься или хотя бы откликнуться на предложение актеров провести с ними вечер.
«Вот так, Джеймс, — написал он в тот день, — театр перестал быть для меня тайной, загадкой, чем-то манящим и притягивающим. Я смотрю на сцену и понимаю, как они там все это делают, как будет развиваться действие, чем закончится спектакль. Мне точно так же неинтересна жизнь, потому что финал в той же степени предсказуем. Я думал, что захочу бежать, что спектакль пробудит во мне былые страсти и желания. К сожалению или к счастью? Ничто не дрогнуло и не заставило двигаться, меняться…»
Дочери довольствовались тем, что отец был рядом. Они не докучали ему расспросами, беседами о его настроении. Иногда Сьюзен спрашивала, что он делает. Уильям отделывался общими фразами, не уточняя, что порой просто сидит у окна. С Анной Уильям старался не видеться и не разговаривать. Если они встречались друг с другом на кухне или в гостиной, Уильям отводил глаза в сторону, а она бормотала себе под нос что-то невразумительное.
Однажды в разговоре со Сьюзен всплыл вопрос о написании Уильямом завещания. До этого он не задумывался об оформлении своих дел на случай смерти. Сьюзен, предварительно посовещавшись с мужем, решилась ему напомнить о необходимости подумать о завещании заранее.
Уильям пообещал заняться этим вопросом. И на самом деле стал размышлять о том, что и кому он мог бы передать по наследству. Он договорился о встрече с человеком, который помогал оформить завещания практически всем зажиточным жителям Стрэтфорда, и составил список тех, кому бы хотел оставить часть своего состояния.
«Часто люди думают, что отдалились от дел, а оказывается, что только сменили одно на другое
[7]
, — излагал он в очередной раз свои мысли Джеймсу, — Сьюзен озадачила меня просьбой подготовить завещание. С одной стороны, я подумал, как это жестоко — оповещать человека о его грядущей смерти таким прямолинейным способом. Ты так не считаешь, Джеймс? Завещание — это документ, по которому ты обязуешься умереть так или иначе, рано ли поздно. По мнению родственников, лучше рано…
Я составляю список близких мне людей, которым хотел бы что-нибудь оставить. Ты в него включен. Возрадуйся! Нотариус посоветовал особенно тщательно подойти к распределению благ среди родственников. Как он сказал, чтобы никто не обиделся и не остался обделенным. Великая справедливость! Заработанные мною за всю жизнь деньги я еще и обязан распределить справедливо, никого не обидев.
Поверь, написать десять пьес гораздо проще, чем составить одно-единственное завещание. Что, например, оставить Анне? Кто знает, может, она умрет позже. Она постоянно лежит в спальне. Может, ей завещать кровать?»
В ответ на это письмо Уильяму пришел ответ, исполненный сарказма: «Если у тебя хватает сил и фантазии писать завещание, то ты прав, можно было б потешить публику и написать новую пьесу. Несмотря ни на что, я рад, что в завещании нашлась строчка и для меня. Но главным твоим наследством я считаю твои пьесы, которые по сей день ставит театр «Глобус». А более мне ничего не надо. Кольцо в твою память я буду носить и без упоминания моей фамилии в таком важном документе.
Оставь Анне кровать, оставь! Больные люди не любят, когда их переносят с места на место. Пусть лежит, где лежала.
Не забудь про Филда. Он вечно нуждается в деньгах, но не пытайся обеспечить всю его семью. Завещай кому-нибудь свою шпагу. Я на нее не претендую. У меня есть своя…»
Уильям смеялся, когда читал письмо друга.
— Почему бы и нет? — сказал он, закрыв письмо. — Подойти к составлению завещания серьезно было бы слишком просто. Надо превратить все в трагикомедию, но так, чтобы никто меня в этом не заподозрил.
Рождественские праздники в конце года Уильям проводил в семье Сьюзен. Дочь и зять были несказанно рады, что он основную часть состояния оставлял им с условием, что Сьюзен должна будет позаботиться о матери, если та еще будет жива. Уильям искренне надеялся успеть выдать Джудит замуж, но приданое для нее в завещании прописал.
Рождество получилось веселым: Уильям поставил для Бэтти спектакль, в котором заставил участвовать членов семьи и пришедших гостей. Глаза Джудит в кои-то веки блестели от счастья, внучка смеялась, а у Сьюзен гора свалилась с плеч, потому что отец составил завещание так, как она даже не смела надеяться.
«Что касается шпаги, — сообщал Уильям Джеймсу, — то ее положено завещать сыновьям. Поэтому она отправится к моему крестному сыну Уильяму в Оксфорд. Тебе и нашим общим друзьям из театра оставляю деньги на кольца, которые вы должны носить в память обо мне. Зачем вам их покупать на собственные средства?»
Завещание было составлено и подписано. На время мысли о смерти оставили Уильяма, но тем не менее самым веселым периодом последних лет жизни он так и продолжал считать тот месяц, когда он с юмором распределял свое имущество по наследникам.
Когда он сообщил про шпагу Мэри, она расстроилась и не разделила его веселья. Письмо ее было наполнено печалью и грустью, которое она не пыталась скрывать. Мэри подумала, что Уильям серьезно болен, предлагала срочно приехать навестить его и настаивала на том, чтобы он прекратил думать о смерти.
Ричарду Филду про завещание Уильям писать не стал…
Глава 13
Занавес. 1616 год
Прошло четыре года с тех пор, как Уильям вернулся в Стрэтфорд. Что случилось за это время? Он и сам не смог бы толком сказать. Чувствовал он себя все хуже, усталость, которая не отпускала его в Лондоне, и здесь настигла и не давала возможности двигаться, писать, ездить в гости к друзьям.
Иногда Уильяму хотелось поговорить с кем-нибудь, и он звал к себе в комнату безотказную Джудит.
— Что есть возраст? Простые цифры, которые ничего не значат, когда тебе двадцать или тридцать. Когда тебе пятьдесят, ты понимаешь, что цифры пытаются навязать тебе свою философию. Они становятся властны над тобой. Каждый день ты подсчитываешь, сколько прожил и сколько осталось. А кто сказал, что мы подсчитали правильно? Вот ты, Джудит, хочешь замуж?
