– Сегодня? Он был здесь?
Брат кивнул:
– Да. Схватил меня, чтобы заставить идти с собой, и тогда я ударил его.
Я сделал шаг вперед и положил ему руку на плечо.
– Как, Томас? Ты ударил Лена Прентиса?
– Да. Но только чуть-чуть.
Он даже встал из кресла, чтобы показать, как это случилось. Взял мою руку и положил себе на запястье.
– Мистер Прентис схватил меня вот так, а я стал вырываться и попал ему по лицу.
Томас продемонстрировал все в замедленном движении, лишь слегка коснувшись моей щеки ладонью.
– Ты ударил Лена Прентиса по лицу?
– Мне он не нравится. И никогда не нравился.
– Но, Томас, это не повод, чтобы бить людей.
– Я же показал тебе, как он схватил меня. И я ударил его не сильно. У него не пошла кровь, он не заплакал, и вообще…
– Что же он сделал?
– Уехал.
Я вздохнул. Никогда больше не смогу я оставить брата одного. По крайней мере на целый день. Прежде чем продать этот дом и вернуться в Берлингтон, мне придется переселить Томаса куда-то, где он будет находиться под наблюдением персонала. И меня не могло не тревожить, что за короткое время брат дважды пустил в ход физическую силу. Сначала он подрался со мной. А теперь дал пощечину Лену Прентису. Впрочем, следовало признать, что оба раза его спровоцировали.
– Томас, – сказал я, – все это не похоже на тебя. Не в твоем характере.
– Знаю, – отозвался он, усаживаясь в кресло и устремляя взгляд на монитор. – Обычно я хороший.
Брат принялся щелкать «мышью» и замолчал.
Джули взяла меня за руку.
– Пойдем, – произнесла она. – Мне кажется, нам обоим не помешает чего-нибудь выпить.
33
– Кто такой Лен Прентис? – спросила Джули, когда я достал из холодильника пиво.
Я рассказал ей о нем, и она вспомнила, что видела его на похоронах.
– Томас никогда не любил его, – заметил я.
– Зачем ему вдруг понадобилось пытаться вытащить твоего брата из дома на обед?
– Я и сам не понимаю. Видимо, Лен никак не может уразуметь, что не все люди созданы одинаковыми и что не все проблемы решаются просто. Он, например, считает, что если Томас слышит голоса, то ему надо воспользоваться берушами, а его больная жена должна мобилизовать энергию и отправляться в путешествия вместе с ним. «Преодолей себя!» – вот его девиз.
– Да, мне знаком подобный тип людей.
– Может, мне следует позвонить Лену. Узнать, сильно ли он расстроился. Но сегодня уже слишком поздно. Подождем до завтра. Только этого нам не хватало!
Мы стояли в кухне, прислонившись к разделочному столу, и молчали. Потом я произнес:
– Я должен поблагодарить тебя за доброту к Томасу, за то, что свозила его поужинать и разрешила попользоваться айподом.
– Вот! Мы снова возвращаемся к тому, о чем я тебе уже говорила, – заметила Джули.
– Ты о чем?
– Благодаришь меня за время, проведенное с ним. Как будто я сиделка при твоем ребенке или соседка, которая позаботилась о твоей кошке.
– Но я вовсе не…
– Томас очень хороший человек, – сказала Джули. – Разумный и добрый. Да-да, разумный, хотя и не без сложностей. Отклонения от нормы у него самые незначительные. Но конечно, когда он рассказал мне, как заставил тебя поехать в Нью-Йорк, чтобы отыскать в окне голову в пакете, я подумала, что это чересчур. Кстати, извини, что назвала твой поступок хамским.
Но по ее улыбке можно было понять, что извиняется она не совсем искренне.
– Неужели ты действительно отправился в Нью-Йорк только за этим?
– У меня еще была намечена встреча по поводу будущей работы.
– И как все прошло?
– Неплохо.
– Тебе придется переехать туда?
– Нет. Такого рода работу я смогу выполнять в своей домашней студии.
Джули кивнула и продолжила:
– Я просто хотела тебе сказать, что твой брат – личность и нельзя все сводить только к его одержимости картами.
Мне нечего было ей возразить.
– А ты знаешь, что каждую ночь ему снится ваш отец?
Я вскинул голову.
– Он тебе рассказал и об этом?
– Да.
Со мной брат никогда не говорил на эту тему.
– Ему очень не хватает папы, – заметил я.
– Томас сказал, что когда во сне снова проходит по улицам городов, то часто видит отца сидящим в кафе или ресторанах.
Печально было это слышать.
– А помнишь Маргарет Турски? – спросила вдруг Джули.
– Рыжеволосая, скобки на зубах?
– У Томаса с ней все вышло по-настоящему.
Я окинул ее скептическим взглядом.
– Неужели?
– Но это правда. Он сам мне сказал, когда мы заказали куриные ножки, и я ему верю.
– Мы с ним никогда не обсуждаем подобные вопросы. Приходится решать более насущные проблемы, которых накопилось немало после гибели отца. Пойми это, Джули.
Она повернулась ко мне, опершись бедром о кухонный стол.
– Послушай, я прекрасно осознаю, что не имею здесь права голоса и это вообще не мое дело. Но в Томасе заключено гораздо больше, чем можно различить поверхностным взглядом. Чем-то он напоминает мне мою тетушку. Ее уже нет с нами, да упокоит Господь ее душу. Но перед смертью она какое-то время пользовалось инвалидной коляской, и куда бы я ее ни привозила, в ресторан или любое другое место, там почему-то всегда обращались ко мне, спрашивая, чего она хочет. «Не пожелает ли ваша тетя чего-нибудь выпить? Не угодно ли вашей тете начать с аперитива?» Мерзавцы! «Спросите у нее самой, – раздраженно отвечала я. – Она не может ходить, но это не значит, что она глухонемая». Так и Томас. Да, каких-то винтиков у него в голове не хватает – заметь, я не вкладываю в это обидного для него смысла, – зато в ней происходит много чего другого. – Она протянула руку и похлопала меня ладонью по груди. – А ты вовсе не злой.
– Да, но брат считает меня злым. Он так тебе сказал?
Джули кивнула:
– Да. Но добавил, что понимает: ты стараешься все сделать правильно. Он любит тебя, Рэй, действительно любит. И мне тоже не в чем тебя упрекнуть.
– Получается, что, глядя на Томаса, я считаю его неполноценным, и для меня это становится главным. Но ведь он сам видит все совершенно иначе. То есть я не умею разглядеть его как целостную личность.
Она дружески потрепала меня по плечу.
