Одновременная публикация трех ранних «фараоновых романов» Махфуза на английском языке, приуроченная к девяносто второму дню его рождения, исправила несправедливость по отношению к египетскому писателю. Издательство Американского университета в Каире начало публикации в 1998 году. Первым был выпущен в свет роман «Эль-Аииш фи-ль-хакика» («Эхнатон: живущий в истине», написан в 1985 году). Затем последовало издание сборника рассказов «Голоса с другой стороны: истории Древнего Египта». Осталась неопубликованной лишь одна его работа: роман-диалог (1983) «Амама эль-аарш» («Перед троном»), в котором многие властители нации египтян — от Мины (основатель I династии) до Анвара Садата — оказываются на суде Озириса, в соответствии с древними египетскими верованиями определявшего судьбу умерших.
Махфуз прочел очень много трудов по египтологии, чтобы использовать полученные знания в своей работе, но литературный вымысел ценил больше, нежели абсолютное соответствие описываемому времени. Например, в «Мудрости Хеопса (Хуфу)» египтяне используют лошадей и колесные повозки, хотя известно, что они появились в Египте спустя тысячелетие. Вряд ли также найдутся какие-либо свидетельства тому, что художники, жившие при Хеопсе, арендовали изостудии, либо вывешивали на папирусах рекламу своих творений, либо исполняли миниатюрные портреты, которые можно было спрятать в складках одежды. Находясь под огромным влиянием древнегреческих философов, а также работ Геродота и Страбона, Махфуз использовал эллинские названия (некоторые у него переиначены на египетский лад) и даже приписал Хеопсу мудрые мысли Платона о царе-философе. Сохранив мифические элементы из старинной сказки, вдохновившей его на написание романа, Махфуз желал, чтобы читатели смогли вообразить, пусть и с явными несоответствиями, среду, богатую смешением реальных поверий, мест и учреждений Древнего Египта. Ему удалось вдохнуть в фараона душу, как и в других персонажей романа.
Работы Махфуза обеспечили ему бессмертие, не мумифицированное, а подлинное. Такое, о котором написано в древнем папирусе: «Человек умер, и его труп обратился в прах… Но благодаря своим письменам он будет на устах каждого рассказчика»
[8]
. Однако зачастую в памяти читателей оставался не настоящий автор. Когда во времена Среднего и Нового царств появились первые литературные произведения, если в них и содержалось упоминание об авторе, как правило, им был реальный или вымышленный человек, живший за тысячелетие до этого. Например, в «Мудрости Хеопса (Хуфу)» мудрец Кагемни, которого цитируют разные персонажи, на самом деле был визирем в VI династии, но его ошибочно относили к IV, хотя единственный манускрипт его знаменитого «Учения», предположительного написанного для него, а не им самим, датируется XII династией
[9]
. Учитывая основную назидательную составляющую романа Махфуза, частично именно это описание «учения» или «мудрости», что стилистически отражено в названии книги, послужило отправной точкой для создания произведения. То же самое можно сказать и о большинстве работ Махфуза на тему эры фараонов.
Признания авторства в дни правления Хеопса, Тутанхамона и даже могущественного Рамзеса II не было. Из великих личностей среди фараонов только молитвы, идеи и суждения Эхнатона — первого правителя-монотеиста, поклонявшегося новому единому богу Атону, пережили многие тысячелетия. Махфуз не собирался искать новую веру, он хотел лишь подкрепить старую — главным образом красотой и живучестью литературного слова. Его собственные слова выдержали бы испытание временем даже без Нобелевской премии по литературе, присужденной ему в 1988 году. То было первое подобное признание писателя, творящего на арабском языке.
Переводчик благодарит Роджера Аллена, Кэтлин Андерсон, Хазема Азми, Брук Комер, Хэмфри Дэвиса, Габаллу Али Габаллу, Захи Хавасса, Салима Икрама, Ширли Джонстон, Клауса Петера Кульмана, Хофу Саламу Муссу, Рауфа Саламу Муссу, Ричарда Б. Паркинсона, Дональда Мальколма Рида, Рэйнера Стэйделмана, Хелен Сток, Питера Теру, Патрика Вера и Дэвида Вилмсена за их полезные комментарии по настоящей работе, а также Келли Зауг и Р. Нила Хьювисона за чуткую редактуру. И в который раз он очень признателен Нагибу Махфузу за терпение и то, что тот дал ответы на многие вопросы, касающиеся материала его романа.
Этот перевод посвящается автору.
1
Наделенный божественной силой и царским благоговением, Хуфу, сын Хнума, полулежал на позолоченном ложе на балконе центральной залы, осматривая свой широко раскинувшийся, покрытый буйной растительностью дворцовый сад. Этот рай был самим бессмертным Мемфисом, городом белых стен. Вокруг фараона стояли сыновья и ближайшие друзья. Его шелковая накидка с золотой оторочкой блестела в лучах солнца, клонившегося к западному горизонту. Хуфу откинулся спиной на мягкие подушечки, набитые страусиным пухом, локоть его покоился на подушке, шелковая наволочка которой была прошита золотом. Он был само величие — широкоплечий, с гордым, орлиным профилем. Хуфу олицетворял собой гордость и достоинство прожитых сорока лет, половину из которых он правил Египтом.
Пристальным взглядом окинул Хуфу лица сыновей и сподвижников, прежде чем неторопливо двинуться вперед — туда, где над вершинами финиковых пальм садилось на закат солнце. Или повернуть направо, где вдали виднелось вечное плато, за чьей восточной стороной неусыпно следил взором молчаливый большой сфинкс фараона Хефрена, а в центре хранились останки его предков. Поверхность плато была покрыта тысячами движущихся человеческих фигур. Они выравнивали его песчаные дюны и раскалывали его скалы, выкапывая огромное основание для пирамиды, которую в глазах человечества фараон мечтал сделать бессмертным чудом света на все грядущие века.
Фараон любил эти семейные встречи, которые позволяли ему отринуть тяжкие официальные дела и скинуть с плеч груз повседневных, порою рутинных обязанностей. Тут он превращался в общительного друга и любящего отца, вместе со своими приближенными и сыновьями искал спасения от бремени будней в остроумных беседах. Тут обсуждались и обычные, тривиальные, и важные вещи, вспоминались забавные истории, улаживались различные проблемы и определялись чьи-то судьбы.
В тот далекий, сокрытый в складках времен день, который боги определили началом нашей истории, речь зашла именно об этой пирамиде, которую Хуфу намеревался сделать гробницей, местом для упокоения своей плоти и костей. Мирабу, изобретательный архитектор, пользовавшийся в Египте великими почестями за бесподобное мастерство, излагал своему царю-господину подробности этого громадного проекта. Он указывал на необъятные размеры, задуманные для находящегося вне течения времени сооружения, планированием и постройкой которого руководил. Выслушав своего друга, фараон подумал, что с момента начала работ прошло уже десять лет, напомнил достопочтенному мастеру:
— Послушай, дорогой Мирабу, я, конечно, верю в твою безграничную изобретательность. Но сколько же еще я должен ждать? Ты всегда с готовностью рассказываешь мне о том, какой потрясающе красивой будет эта пирамида, но строительство еще не началось, хотя целое десятилетие минуло с тех пор, как я отправил множество сильных людей тебе в помощь, собрав для тебя лучшие технические ресурсы моего великого народа. И что же? Пока я не увидел на поверхности земли ни единого следа обещанной тобою пирамиды. Мне кажется, что эти мастабы, в коих еще лежат их владельцы и которые не стоили им даже сотой части того, что уже потратили мы, насмехаются над прилагаемыми нами усилиями, считая наш величественный проект какой-то детской игрой… Ну, что ты скажешь в свое оправдание?
