Вначале Гийом действовал не рассуждая. Он был совершенно убежден, что делает благо для всех христиан на земле, в отличие от Виттури и других купцов, которые думали лишь о наживе. Гийом и сейчас по-прежнему верил в правоту своего дела. Но что-то изменилось. Шли месяцы, а с Запада не приходило ни единой вести. Король Эдуард молчал о делах на его судоверфях, папа все не посылал легатов призывать народ на базарных площадях к священной войне, и от Карла не было обещанного войска и оружия. Не было даже вестей из Ля-Рошели, где строился флот Темпла. Вот среди этой тишины и зародился червь сомнения. Если не будет Крестового похода, объединенное войско мусульман тамплиерам не одолеть. Без Крестового похода они обречены.
Гийом заставил себя оторваться от карты и обвязал свиток бечевкой. Затем подошел к окну и ухватился за раму, подставив лицо вечернему прохладному ветерку. Четыре дня назад приходил Анджело Виттури. Желал знать, как идет подготовка. Гийом спрятал от него свои сомнения. Теперь их следовало спрятать от себя и положиться на Божью помощь. Но в глубине души он знал, что затеял опасное безрассудство. Однако и бездействовать сейчас было не менее опасно. Следовало попытаться. Тем более что никакой вести об отсутствии помощи с Запада он тоже не получал. Следовало укрепиться в вере.
Гийом перевел взгляд на большой гобелен на стене. Белый шелковый Христос, свисающий с креста. Голова опущена, руки и ноги пробиты гвоздями.
— Тебя тоже посещали сомнения, — пробормотал Гийом. — Но Ты их преодолел и обрел спасение.
Он опустился на колени перед гобеленом, сжал ладони крепко, насколько мог, как будто надеялся, что так молитва быстрее дойдет до Бога. И долго молился, окутанный темнотой.
25
Порт, Акра 25 февраля 1277 года от Р.Х.
— О чем ты задумался?
Уилл вздрогнул и посмотрел на Элвин, на ее лицо, выражавшее усталую покорность.
Они сидели на каменной скамье у таможни под жарким утренним солнцем. В отдалении зеленые волны мерно накатывали на западный мол. Вокруг привычно шумели портовые грузчики и рыбаки.
Он крепко сжал ее руку.
— Все о том же. Понимаешь, поход предстоит очень трудный сам по себе, даже если не знать о его цели. Всякое может случиться.
— Не говори так, Уилл, — прошептала она. — Пожалуйста.
Эти слова его почему-то разозлили.
— Наверное, мне вообще не следовало ничего рассказывать.
— Ты не должен меня осуждать за тревогу, — произнесла Элвин, высвобождая руку. — А что касается следовало или не следовало, то я по-прежнему почти ничего не знаю.
— Потому что, когда я тебе что-то рассказываю, ты всегда расстраиваешься, а мне тебя жалко. — Он нежно тронул ее щеку, чтобы повернуть лицо к себе. — Ты знаешь, куда я еду и зачем. Разве этого не достаточно?
Элвин молчала, смотрела вдаль на покачивающиеся на волнах корабли.
Они посидели так несколько минут.
— Скоро Пасхальная ярмарка, — произнес наконец Уилл беззаботным тоном. — Должно быть, Андреас завалит тебя работой.
Элвин кивнула.
— А как с Гарином? По-прежнему будете встречаться?
Она отвернулась, пытаясь скрыть румянец. Притворилась, что засмотрелась на рыбаков, вытаскивавших из лодки корзины с рыбой.
— Не знаю. Может, и встретимся случайно.
— Или он случайно навестит тебя дома.
Элвин напряглась.
— Дома?
— Да. Катарина рассказала мне о его визитах. — Уилл не мог не заметить ее испуга. — Спрашивала, кто он такой.
Сердце Элвин бешено колотилось. Да, Гарин искал с ней встречи. В последний раз приходил на прошлой неделе. Принес книгу, «Романсеро», которую она хотела почитать. Элвин забыла, что упоминала о «Романсеро» в разговоре, и была удивлена, что он помнил. Они стояли в тени у дома, разговаривали. Он шутил, заставил ее рассмеяться, и она со смутной тревогой обнаружила, что ей с ним легко. Наверное, так было потому, что они делили общую тайну, об «Анима Темпли» и остальном. С ним можно было говорить свободно. Гарин ее понимал, сочувствовал, с ним Элвин ощущала себя не такой одинокой. Во всяком случае, так она себе говорила. Уилл не сводил с нее глаз.
— Я не рассказывала тебе, потому что знала, как ты расстроишься, — ответила Элвин после мучительного молчания. — Но я его никогда не приглашала. Что мне было делать, если он приходил?
— Сказать, чтобы оставил тебя в покое.
— Нет. — Элвин встала. — Ты не имеешь права запрещать мне с ним встречаться. Ведь я совсем ничего не значу в твоей жизни.
Уилл тоже поднялся.
— Он нехороший человек, Элвин. Я ему не доверяю.
— А я доверяю.
— Почему? Ты должна его ненавидеть за предательство в Париже. Какие произошли изменения?
— Он изменился. Я поняла, что заставило его тогда так поступить, Уилл. И недавно он меня выручил из беды, когда…
— Когда меня не было, — с горечью закончил Уилл.
— Давай не будем ссориться? — пробормотала Элвин. — Ты завтра отбываешь. — Она встретила его взгляд. — Я не хочу подобного расставания.
— Я тоже не хочу, — тихо отозвался Уилл и взял ее руку. — Пошли.
Они двинулись вдоль пристани. Молча, оба подавленные.
По возвращении из Каира прошлым летом Уилл уступил ее настойчивым требованиям и рассказал об «Анима Темпли» и неудачном покушении на Бейбарса. Все объяснил.
Затем у них настала счастливая пора. Он навещал ее чаще, чем прежде, всегда с подарком. То с цветами из сада прицептория, то с горшком густого янтарного меда. Однако блаженство Элвин длилось лишь до конца года. В последние месяцы визиты Уилла опять сделались редкими и короткими. Он приходил хмурый, говорил мало. Она понимала, что предотвратить страшную войну очень важно и, когда его миссия закончится, он опять вернется к ней. Но обманывать себя было трудно. Ведь в глубине души Элвин знала, что так и останется у него на втором плане, а за этой миссией последует другая. Она посвятила себя ему, но он посвятил себя спасению человечества и не понимал, что ее тоже нужно спасать. А может, и понимал, но предпочитал об этом не думать, поскольку спасать человечество — это героизм, а для ее спасения надо покинуть орден.
Но самое главное, отдаление Уилла она не только воспринимала сейчас без обычного расстройства, но и тоже начала отдаляться.
Первые признаки этого вызвали у нее шок. После Рождества Андреас отправился в Дамаск покупать шелка, и Уилл приходил к ней в магазин. Однажды, когда они занимались любовью, перед ее внутренним взором неожиданно возник Гарин. Тогда Элвин была сильно огорчена, но в следующий раз, снова увидев перед собой в самый интимный момент Гарина, она лишь покраснела. С тех пор в Элвин что-то неуловимо изменилось. У нее появилась тайна, которую она хранила как драгоценность в шкатулке и куда время от времени заглядывала, получая удовольствие от увиденного. Ключ от шкатулки был только у нее. Об этой тайне никто не мог догадаться, меньше всего Уилл.