— Смотри, отец! — Она подбросила один. Обезьянка ловко поймала финик в воздухе и тут же начала жевать, пытливо озираясь по сторонам.
— Я вижу, ты ее выдрессировала, — сказал Калавун, взяв лицо дочки в свои большие мозолистые ладони и целуя лоб. — Теперь вы неразлучны. — Он поправил ее хиджаб и улыбнулся Назиру: — Если бы я знал, что обезьянка ее так позабавит, то подарил бы такую несколько лет назад.
— Я до сих пор не придумала ему имя. — Она посмотрела на отца. — Это самец.
— Почему бы тебе не назвать его Факир?
Айша махнула рукой:
— Так я звала его позавчера. Теперь мне это имя больше не нравится.
Калавун коснулся щеки дочери.
— Сейчас твои мысли должны быть заняты совсем другим. Тебе надлежит готовиться к предстоящей ночи.
Калавун с трудом заставлял себя улыбаться. У него сосало под ложечкой. Чтобы укрепить свое положение при дворе, он пожертвовал дочерью. Выдал ее за наследного принца Бараку, никчемного юнца, к тому же и жестокого. Случай с молодым невольником это подтвердил.
— Сегодня ты станешь женщиной, Айша, — твердо проговорил он. — Женой, которой надлежит блюсти скромность и быть покорной мужу. Тебе больше нельзя бегать по залам дворца, играть со слугами, залезать в рыбный пруд. Жене так не положено. Ты поняла?
— Да, отец, — пробормотала Айша.
— Теперь отправляйся в свои покои и жди, когда тебя призовет муж, твой повелитель.
Нескольких секунд не прошло после ее ухода, как отворилась дверь и в зал вошли четыре воина в золотистых плащах полка Бари, гвардии султана, а следом, возвышаясь над ними, появился Бейбарс Бундукари, знаменитый Арбалет, султан Египта и Сирии, один из главных участников свержения Айюбидов, после чего установилось правление мамлюков. На нем был тяжелый, отороченный мехом плащ из расшитого золотом шелка с вышитыми изречениями из Корана. Черные повязки на руках обозначали его ранг и титул. Загорелое лицо оттеняло глаза, голубые и бездонные, как воды Нила. Левый зрачок был слегка смещен относительно центра и немного расширен, что делало взгляд султана пронизывающим. Бейбарса сопровождали три сановных атабека, включая Махмуда, и еще один человек в фиолетовом плаще гонца. По всей империи мамлюков были разбросаны почтовые станции, между которыми курсировали вот такие гонцы султана. Запыленный плащ, усталое лицо. Было видно, что он долгое время находился в пути. Бейбарс ему что-то отрывисто бросил, и гонец с поклоном удалился. Затем глаза султана скользнули по толпе придворных и остановились на Калавуне. Он резко поманил его рукой. Кивнув Назиру, Калавун последовал за Бейбарсом.
Они поднялись на второй этаж, подальше от веселья и музыки. Гвардейцы распахнули двери с панелями из слоновой кости, открыв анфиладу комнат, ведущую на залитый солнцем балкон, и остались охранять вход. Бейбарс с приближенными двинулся туда. Прохладный ветер трепал плащи. На голубом небе, как обычно, не было ни единого облачка. Саладин повелел построить Цитадель в самой высокой части города, у основания горы Мукаттам, и с балкона открывался живописный вид. Прозрачный воздух позволял видеть вдалеке возвышающиеся среди пустыни Великие пирамиды.
Внизу распростерся Каир, по-арабски аль-Каира, что означало Победоносный. Над куполами мечетей и крышами дворцов, украшенных причудливой перламутровой мозаикой, возвышались сияющие на солнце минареты. Все пространство между величественными сооружениями занимал густой лабиринт узких улочек с домами, магазинами, крытыми базарами. В некоторых местах там среди бела дня было темно, как в пещере.
Верблюжьи и конские базары, медресе и мавзолеи теснились, отвоевав каждый свое место. Дальше к северу тянулись многолюдные кварталы, возникшие еще при Фатимидах, где жили греки, тюрки, чернокожие и прочие народности. Еще севернее три столетия стояла мечеть аль-Азар с университетом, слывшим теперь самым главным центром учености в исламском мире. Часть здания по-прежнему скрывали строительные леса. Ремонт, затеянный несколько лет назад по повелению Бейбарса, еще не завершили. Белые ровные плиты песчаника для новой стены университета взяли от облицовки пирамид и замков крестоносцев в Палестине, захваченных султаном за шестнадцать лет победоносного правления. Старая часть Каира, Фустат Мизр, располагалась южнее Цитадели, на берегу Нила. Напротив на острове стоял дворец бывшего правителя мамлюков Айюбида, дарованный Бейбарсом Калавуну. Здесь же располагались и казармы его полка Мансурийя. Могучий Нил медленно нес свои благодатные воды на север, в море. Он отделял город от враждебной пустыни.
С улыбкой, почти не затронувшей застывших глаз, Бейбарс повернулся к Калавуну.
— Мой брат, — произнес он, целуя его в обе щеки, — больше половины жизни мы прошли с тобой как товарищи. Теперь стали родственниками.
— Благодарю, мой повелитель султан, что ты удостоил меня такой чести, — ответил Калавун.
— Но теперь празднество позади, и нужно обсудить дела. — Тон Бейбарса вмиг стал суровым. — Гонец принес весть с северных земель. Ильхан собрал войско. Идет на нас.
— Как велико его войско? — спросил Калавун. Слова султана вызвали у него знакомый тревожный трепет, какой всегда возникал, когда приходила весть, что спокойствие нарушено, что смерть опять притаилась за углом.
— Тридцать тысяч из Анатолии и сельджуки под водительством Перване.
— Известно, куда они идут? — спросил Калавун. Его удивило, что правитель сельджуков опять столковался с монголами. Согласно донесениям шпионов, Перване, регент при мальчике-султане сельджуков в Анатолии, был очень недоволен присутствием монголов на своих землях, и его отношения с ильханом Персии, Абагой, праправнуком Чингиз-хана, напряженные.
— Наш дозор на границе по Евфрату захватил монгольского лазутчика, из которого удалось вытянуть сведения. Монголы идут на аль-Биру.
Глянув на лица эмиров, Калавун понял, что они уже знают.
— И когда монголы туда доберутся, мой повелитель?
— Скоро. В аль-Биру эта весть пришла почти пять недель назад. Так что они, наверное, уже там. Весть шла через Алеппо. Мой правитель послал на помощь семь тысяч войска. Он также был намерен собрать войско из бедуинов. Но мы знаем, как ненадежны наемники.
— Тогда нам надо поспешить.
Бейбарс кивнул в сторону смуглокожего эмира возраста Калавуна:
— В аль-Биру поведет свой полк эмир Ишандьяр вместе с двумя атабеками. Они выходят завтра. Если монголы еще не осадили город, войско останется для укрепления. Если осадили… — Бейбарс замолк. — Ишандьяр с ними разберется.
— Если Аллаху будет угодно, мы достигнем Алеппо через тридцать шесть дней, — сказал Ишандьяр. — Там я пополню запасы и соберу еще войска, а потом пойду на аль-Биру. Туда только два дня хода.
— Есть надежда, что ты придешь ко времени, — заметил Калавун. — Возможно, город продержится.
Остальные эмиры согласно кивали. Аль-Бира был первой линией обороны мамлюков на границе по Евфрату. Если монголы его возьмут, то смогут оттуда совершать набеги на их земли в Сирии. Пять лет назад Абага повелел своему войску пересечь Евфрат и двинуться на Алеппо, но тогда мамлюкам повезло, урон от набега был малый. Окажись у монголов больше войск, убитых было бы не счесть. Тому свидетельство кости восьми тысяч мусульман, погребенных под песками Багдада.
