— Кабера? — уточнил Гай. Марк кивнул.
— Я так и думал. Когда я был ранен, он сделал со мной что-то похожее. Такого человека полезно иметь под рукой!
— Хорошо, что он остается с тобой. Он верит в твое будущее. Думаю, он сохранит тебя в живых до тех пор, пока я не вернусь, увешанный лавровыми венками и прекрасными бегуньями-чемпионками.
— Может, за толстым слоем славы и женщин я тебя и не узнаю.
— Я останусь таким же. Жаль, что я не попадаю на завтрашний триумф. Там, наверно, будет на что посмотреть. А ты знаешь, что он заказал серебряные монеты со своим изображением? Будет бросать их в толпу на улицах.
Гай рассмеялся:
— Похоже на дядю! Он любит, чтобы его знали в лицо. По-моему, славой он дорожит еще больше, чем военными победами. Он уже платит этими монетами жалованье, чтобы деньги пошли по Риму еще быстрее. Сулле это будет явно против шерсти, чего Марий и добивается.
Из темноты вышли Кабера и Рений и заняли свободное место на скамье.
— Вот ты где! — сказал Рений. — Я уже думал, что не увижу тебя, чтобы попрощаться.
Гай опять заметил, как Рений изменился. Теперь ему можно было дать не больше сорока — сорока пяти. Его рукопожатие было крепким как тиски.
— Мы все еще встретимся, — сказал Кабера.
Все посмотрели на него.
Он поднял ладони кверху и улыбнулся:
— Это не пророчество, а ощущение. Наши пути еще не завершены.
— Я рад, что хоть ты остаешься. Когда Тубрук вернется в поместье, а эти двое ускачут в Грецию, я буду совсем один, — сказал Гай, немного смущенно улыбаясь.
— Присмотри за ним, ты, старый негодяй, — вставил Рений. — Не для того я с ним столько возился, чтобы мне донесли, что его забила копытом кобыла. Держи его подальше от дурных женщин и чрезмерной выпивки. — Он повернулся к Гаю и поднял палец. — Тренируйся каждый день! Твой отец не позволял себе размякнуть. Бери с него пример, если хочешь быть полезным городу.
— Хорошо. А что будешь делать ты, когда проводишь Марка?
По лицу Рения пробежала тень.
— Не знаю. Чтобы уйти на покой, у меня теперь нет денег, так что посмотрим… Все, как обычно, в руках богов.
На миг лица всех немного погрустнели: все когда-то кончается…
— Да ладно! — хрипло проговорил Рений. — Спать пора! До рассвета всего пара часов, а нас всех ждет долгий день.
Они молча в последний раз пожали друг другу руки и возвратились в свои палатки.
На следующее утро, когда Гай проснулся, Марк и Рений уже уехали.
Рядом с ним лежала аккуратно сложенная тога вирилис,
[20]
одежда для мужчины. Он долго смотрел на нее, пытаясь вспомнить уроки Тубрука о том, как правильно ее надевать. С детской туникой все было гораздо проще, а длинный подол тоги очень быстро пачкался. Смысл был прост и ясен: взрослый мужчина не лазает по деревьям и не шлепает по илистым рекам. Детские забавы кончились.
При свете дня было видно, что лагерь состоит из множества больших палаток на десять человек. Палатки стояли ровными рядами, демонстрируя уважение к дисциплине.
Марий почти весь месяц прокладывал шестимильный маршрут по улицам, который, как и предыдущий, заканчивался у ступеней сената. С мостовых соскребли грязь, но более широкими и прямыми это улицы не сделало. По городу могла пройти шеренга не более чем из шестерых пеших солдат или трех всадников. Процессия состояла почти из одиннадцати сотен солдат, лошадей и снаряжения. После длительных споров с инженерами Марий согласился оставить осадные орудия в лагере: провезти их по тесным улицам было просто невозможно. По расчетам, триумфальное шествие должно было занять три часа, и то если не будет задержек или накладок.
К тому времени, как Гай помылся, оделся и позавтракал, солнце уже ярко светило над горизонтом, а огромная масса солдат в сияющих доспехах стояла в полной готовности к выступлению. Марий сказал Гаю надеть тогу и сандалии, а оружие оставить в лагере. Он так привык к своему мечу, что без него чувствовал себя почти голым, но пришлось подчиниться.
Сам Марий должен был ехать на троне, который стоял на плоской открытой повозке, запряженной шестеркой лошадей. Только триумфатор имел право надеть пурпурную тогу подобно древним царям Рима. Краситель был невероятно дорог, потому что добывался из очень редких морских раковин; тога триумфатора надевалась только раз.
Когда Марий проедет под воротами города, раб должен был поднять над его головой позолоченный лавровый венок и держать его до конца пути. В течение всего триумфа триумфатору шептали четыре слова: «Помни, что ты смертен», но Марий с удовольствием пренебрег этим обычаем.
Повозку инженеры легиона построили так, чтобы ей не мешали камни для перехода улиц. Тяжелые деревянные колеса были окаймлены железной полосой, оси покрыты свежей смазкой. Верх повозки покрыли золотой краской, и она сверкала в лучах утреннего солнца, словно из чистого золота.
Гай подошел к консулу, который как раз осматривал свои войска. Марий обращался то к одному, то к другому легионеру, и те отвечали ему, вытянувшись по стойке смирно.
Наконец он удовлетворился осмотром и поднялся на повозку.
— Жители нашего города не забудут этот день. Ваш триумф вдохновит детей вступить в армию, залог нашей безопасности. Чужеземные послы начнут осмотрительнее вести дела с Римом: перед их глазами всегда будут маршировать наши ряды. Торговцы увидят нас и поймут, что в мире есть нечто большее, чем поиск наживы. Женщины посмотрят на нас и сравнят своих вялых супругов с цветом римского народа! Вы увидите в их глазах свое отражение. Вы подарите им больше, чем хлеб или монеты. Вы покажете им, что такое слава.
Солдаты поддержали речь криками, и Гай невольно закричал вместе с ними. Марий заметил его у повозки.
— Где мне встать, дядя? — спросил Гай.
— Прямо здесь, парень. Встань у моего правого плеча, пусть все видят, что ты любимец моего дома.
Гай широко улыбнулся и вскарабкался на повозку. Отсюда было лучше видно все, что происходит вокруг; от предвкушения у него засосало под ложечкой.
Марий резко опустил руку. Затрубили рога, отдаваясь эхом далеко сзади. Легионеры шагнули вперед по плотно утоптанной земле.
По обе стороны повозки шли люди, знакомые Гаю по первому кровавому походу к сенату. Даже в такой торжественный день Марий держал при себе отборную гвардию, хотя лишь безумец стал бы бросать в него нож, когда по улицам идет его легион и ясно, что разъяренные солдаты вырежут весь город. Тем не менее Марий говорил своим телохранителям, что безумцы найдутся всегда, и те шли вперед без улыбок.
— Прожить такой день — драгоценный дар богов, — звучно произнес Марий. Гай кивнул и оперся рукой о трон. — В городе живет шестьсот тысяч людей, и никто сегодня не будет работать. Они уже выстраиваются вдоль улиц и покупают места у окон, чтобы приветствовать нас. Дороги выстелены свежим тростником, и по этому ковру мы пройдем шесть миль. Форум для нас освободят, и все пять тысяч легионеров встанут вместе как один. Я принесу в жертву быка Юпитеру и кабана Минерве, а потом мы с тобой пойдем в сенат на первое голосование.
