Папа Урбан слышал, как колотится в груди его сердце, пока он проходил все глубже в темноту архива, и как тяжело топают оба гвардейца рядом с ним, а главный архивариус Учелло позади него.
Шкафчик стоял в углу за одной из колонн. Он был старым, черным, поцарапанным и внушительным, как бастион. Пыльные керамические трубы сотнями лежали перед ним и покрывали его сверху донизу без единой щели. Папа Урбан сделал глубокий вдох.
– Ваше святейшество, позвольте спросить?
Папа покачал головой. Орнальдо Учелло замолчал. Урбан поднял рукава своей сутаны, пошевелил плечами, и пелерина с капюшоном сползла назад и дала ему больше свободы движений. Наконец он протянул вперед обе руки, взялся за одну из труб и потянул ее на себя. Он так сильно дрожал, что трубы начали вибрировать и биться друг о друга. Неожиданно труба поддалась, выскользнула из его ставших вдруг бессильными пальцев, медленно, будто под водой, упала вниз, перевернулась, ударилась о пол и разлетелась на осколки.
Главный архивариус издал вопль ужаса. Осколки керамической трубы с треском разлетелись по полу. Звук эхом отразился от колонн и затих позади шкафчиков.
– Ради Господа нашего Иисуса Христа, святой отец, – охнул Орнальдо Учелло и собрался уже сделать шаг вперед, чтобы поднять пергамент, валявшийся среди черепков.
– Не подходить! – рявкнул Урбан.
Он небрежно отшвырнул пергамент ногой в сторону, наступил на оторвавшуюся печать, треснувшую под его подошвой, как сырое яйцо, и потянулся к следующей трубе. Руки у него по-прежнему дрожали. Неожиданно он сорвал с пальца перстень, поспешно засунул его в сутану, рывком снял белые перчатки и бросил их на пол. Когда он голыми руками схватил следующую трубу и ощутил прохладу материала и грубую текстуру поверхности, дрожь в его руках уменьшилась. Он вытащил очередную трубу и тоже бросил ее на пол. Один из гвардейцев подхватил ее; главный архивариус вырвал трубу у него из рук и поспешно отступил на пару шагов, чтобы аккуратно положить ее. Папа Урбан услыхал испуганные стоны Учелло и в ту же секунду забыл о нем.
Следующая труба… еще одна… Он начал потеть и кашлять, вдыхая клубы пыли; когда он вытер руки о сутану, то оставил на белом материале черные полосы. Гвардейцы поменялись местами: теперь другой забирал у него трубы, а главный архивариус метался в разные стороны, с красным лицом, задыхаясь и охая, пока шкафчик не опустел. Пустота зияла перед Урбаном подобно бездне.
– Там… внутри… ничего… нет… – запинаясь, пробормотал Орнальдо Учелло и попытался восстановить дыхание.
Урбан искоса бросил на него презрительный взгляд. Он схватил одну из длинных стамесок гвардейцев, приложил острие к основанию одного из ящиков и осторожно ввел ее на всю длину. Когда острие уперлось в стену позади ящика, снаружи осталась торчать лишь небольшая часть стамески.
Урбан ударил кулаком в то место, из которого торчал инструмент, снова вытащил стамеску и ввел ее лезвие сверху вниз в боковую стенку шкафчика. Железо прошлось по исцарапанному почерневшему дереву и издало глухой звук. Место, где Папа остановил стамеску, поблескивало под передней окантовкой шкафчика, и лезвие инструмента снова продвинулось вперед. Урбану не было нужды смотреть на то, что открылось его глазам: он знал это заранее. Он лишь наблюдал за вытаращенными глазами главного архивариуса. Наконец острие уперлось в стену зала, к которой примыкала задняя поверхность шкафчика. Ни одного сантиметра стамески не торчало больше из боковой стенки шкафчика – наоборот, инструмент погрузился в нее на добрые две ладони.
– Снаружи он больше, чем внутри… – прошептал Орнальдо Учелло.
Папа Урбан кивнул и протянул стамеску гвардейцу.
– Передвиньте его вперед и взломайте заднюю стенку, – приказал он.
Когда разломанные черные доски легли на пол, оба гвардейца отошли назад. Папа Урбан сделал шаг вперед, а рядом с ним главный архивариус издал сдавленный звук. В темном отверстии двойной задней стенки лежало нечто бесформенное, завернутое в кожу, перевязанное бечевками и ремнями, да к тому же обмотанное цепью. Оно так же могло быть сундучком с сокровищем, как и гробиком младенца. Во всяком случае, это нечто было почти вровень с поясами гвардейцев. Урбан уставился на него. Он страстно хотел увидеть это воочию и думал, что, когда это произойдет, он кишкой почувствует излучаемое этой вещью огромное могущество. Однако ничего подобного не происходило. Он хотел дотронуться до найденного предмета, но не нашел в себе сил поднять руку.
– Что это? – прошептал Учелло.
– Вытащите его и освободите от веревок, – приказал Урбан гвардейцам. Затем повернулся к Учелло. – Нет ли на вас греха, главный архивариус? Если есть, вам лучше отойти, чтобы не попасть под его чары, когда мы освободим его.
2
Полковник Зегессер и его сын охраняли последний пролет лестницы, которая раньше отделяла Кортиле дель Бельведер от Кортиле делла Пинья, а сейчас вела в библиотеку. Они переглянулись, когда из помещения архива до них неожиданно донесся вой.
– Что там такое происходит, отец? – спросил капитан.
– В чем состоит ваш долг, капитан?
– Верно, честно и преданно служить святому отцу и его законным преемникам, прилагать все силы для их защиты и быть готовым в случае необходимости отдать за них свою Жизнь, – громко и четко ответил молодой человек.
– Входит ли в ваши обязанности задавать праздные вопросы, капитан?
– Никак нет, господин полковник.
– Хорошо.
Полковник вновь уставился прямо перед собой. Капитан Зегессер последовал его примеру. Вой не прекращался. Вместе с ним до их ушей доносились грохот и бряцанье, как будто в одном из залов библиотеки кто-то бушевал. Гвардейцы опять переглянулись.
– Не имею ни малейшего представления, сын, – произнес полковник.
– Возможно, святому отцу угрожает опасность?
– Рядом с ним находятся два алебардиста.
Раздался громкий треск, словно какой-то безумец начал крушить мебель.
– С другой стороны, – заметил полковник.
Они снова переглянулись, затем развернулись, вытащили мечи и побежали вверх по лестнице, ведущей в Сикстинский зал. Когда они ворвались в читальный зал, дверь в тайный архив открылась и оттуда вышли Папа Урбан, главный архивариус и оба гвардейца. Лицо Папы было мокрым от пота, искаженным и посеревшим, одеяние покрыто грязью, волосы растрепаны, пелерина с капюшоном порвана почти пополам. Его вел главный архивариус, бледный, с трясущимися губами.
– Фальшивка, – пробормотал Папа. – Фальшивка. Ключа нет… все бесполезно… дьявол обвел нас всех вокруг пальца… христианский мир потерян.
– Ну же, святой отец, успокойтесь, – повторял главный архивариус.
– Вам нужна помощь, святой отец? – с усилием проговорил полковник Зегессер.
Он бросил вопрошающий взгляд на обоих гвардейцев. Те лишь пожали плечами и возвели очи горе. Папа поднял глаза и тупо уставился на полковника. Неожиданно он вырвал свою руку у Орнальдо Учелло, шатаясь, подошел к гвардейцу и схватил его за грудки. Полковник невольно поддержал трясущуюся фигуру; она показалась ему совершенно невесомой. Он поразился жару, исходившему от худого тела. Папа уронил голову на грудь Зегессера.
