Андрей откинулся на спинку стула. Голос его охрип от недоверия.
– Откуда вы об этом знаете?
– Ах, я опять не с того начала! – воскликнула она, опустив глаза. – Мне так жаль… Я так взволнована и такая неловкая…
– Эта история известна очень немногим людям, – пояснил Андрей.
– Большему количеству, чем вы думаете. Ведь она даже До меня долетела.
– Прямо в Олесну?
– Мы больше не живем в Олесне, с тех пор как моя семья все там потеряла. Я пользуюсь милостью дальней родственницы, проживающей недалеко от Праги.
Вы там одна? Но что же случилось с вашими родителями?
– Вот видите, я все смешала в кучу. Можно я еще раз начну?
Андрей беспомощно махнул рукой:
– Пожалуйста!
– Но, господин Лангенфель… простите меня, я не хочу показаться невежливой, и, наверное, я чересчур привередлива, но… здесь у вас безумно холодно. Я сейчас замерзну.
– Подождите, я разожгу камин. – Они посмотрели в угол, где находился камин и лежали две или три ветки. – Э…
– Позволите пригласить вас к себе домой? Не беспокойтесь, это прилично. Там будет прислуга.
– В дом вашей… тети?
Она неожиданно рассмеялась.
– Нет, туда слишком долго добираться. Моя двоюродная бабушка поддержала меня, когда я сообщила ей, что слышала о вас и хочу попытаться прояснить судьбу моей бедной матушки. Она снабдила меня некоторой суммой, чтобы я смогла снять на пару недель домик здесь, в Праге. Он находится в Малой стране, недалеко от Градчан.
– Судьбу вашей матушки?
Ярмила встала со стула и снова надела перчатку.
– Идемте, – решительно сказала она. – Мой экипаж ждет в первом внутреннем дворе. Я прикажу отвезти вас обратно, не беспокойтесь, вам не придется добираться самому.
– У вас есть экипаж?
– Да, мне его одолжила моя двоюродная бабушка.
– С удовольствием последую за вами, милостивая сударыня, – торжественно заявил Андрей.
На облучке сидели две укутанные фигуры, не удостоившие Андрея даже взглядом. Ярмила залезла в экипаж и подала знак Андрею забраться за ней.
Внутри было холодно, душно и пахло старой подгнившей кожей. Девушка потянула за шнурок, и, дернувшись, экипаж двинулся с места и затрясся по ухабистой мостовой первого внутреннего двора замка.
– Занавеси задергивать нельзя, – заявила Ярмила. – Во всяком случае, пока мы тут вдвоем. Это неприлично.
– Конечно-конечно, – ответил Андрей и съежился в своем тонком плаще.
Ярмила сидела рядом с ним и рассматривала его.
– Мне так жаль, что я неожиданно поломала ваши планы на день, и вообще…
– Я так много работаю дома, что небольшой перерыв не помешает, – ответил Андрей.
– Но мне правда жаль! Я и не думала, что так получится, и потом я решила… Вы же могли и отказаться, знаете ли.
– Вообще-то я сыронизировал, – улыбнулся Андрей. Она растерянно заморгала, а затем ответила на его улыбку.
– Ах вот как. Тогда чудесно.
– Зачем вам два возницы на облучке? Вы боитесь, что на вас нападут – здесь, прямо посреди города?
– Не знаю… А что, мне следует этого бояться?
– Если не заезжать в определенные кварталы посреди ночи, бояться нечего.
– А какие это кварталы?
– Все.
Она непонимающе уставилась на него. Андрей чувствовал абсолютную пустоту в голове и не переставал улыбаться.
– Это опять была ирония, – предположила она.
– Нет.
– Вы хотите меня напугать. Я в этом городе совсем недавно.
– Если бы я хотел напугать вас, то сказал бы, что в некоторые кварталы не следует заезжать не только ночью, но и днем.
Ее глаза расширились от ужаса.
– И что, это правда?
– Разумеется, – ответил он, рассмеявшись.
Она тоже засмеялась, хотя на лбу ее обозначилась морщинка.
– Во все? – уточнила она.
– Почти.
– Как хорошо, что вы рядом со мной.
– Боюсь, защитник из меня никудышный.
– Нет, я имела в виду, чтобы сбросить лишний балласт. Если я выброшу вас из экипажа, мы сможем убежать с гораздо большей скоростью.
У Андрея отвисла челюсть. Девушка заливисто рассмеялась:
– Теперь мы в расчете!
– Э…
– С вами можно посмеяться, – заметила она. – Это хорошо.
– Так зачем вам второй кучер на облучке?
– Не обращайте на него внимания. Мне его навязала моя двоюродная бабушка. Это наш семейный исповедник. Он вечно ворчит и, представься ему такая возможность, непременно стал бы убеждать вас вести жизнь аскета и почаще умерщвлять плоть.
«Уж в этом-то я знаю толк и без него», – подумал Андрей. Однако в присутствии Ярмилы в этой мысли не было боли. Хотя экипаж сильно трясло, а из открытого окна сильно дуло, он чувствовал себя прекрасно. «Мы ведь не питаем никаких несбыточных надежд, верно? – спросил он себя и улыбнулся. – Нет, – ответил он на свой вопрос. – Она просто другой человек, который к тому же не спешит убежать от меня. Поэтому закрой рот и наслаждайся моментом».
– Мы могли бы выбросить за борт его, если нас будут преследовать, – заметил Андрей.
– Бесполезно: нам бы его бросили назад, – отозвалась она.
Они переглянулись и захохотали.
Экипаж катил в сгущающихся сумерках по круто спускающейся дороге, прочь от Градчан. Лошади пугались и фыркали перед каждым резким поворотом. Из кареты доносился веселый смех двух молодых людей. Обе закутанные фигуры на облучке не шевелились.
Ярмила Андель преувеличила в том, что касалось обслуги. Помимо кучера, казалось, сросшегося со своим экипажем или, по меньшей мере, жившего то на облучке, то внутри кареты, имелись еще кругленькая пожилая женщина, очень чопорная, и семейный исповедник, худой человек, усевшийся в самом дальнем уголке небольшого зала, составлявшего верхний этаж дома Ярмилы. В отличие от обители Андрея здесь в камине пылал жаркий огонь. И хотя здесь тоже было так холодно, что рука не поднималась снять верхнюю одежду, Андрею показалось, что по сравнению с его комнатой зал наполнен уютным теплом. Он нерешительно огляделся.
– Я прикажу подать подогретого вина, – предложила Ярмила. – Оно поможет нам немного оттаять.
Андрей молча кивнул. Во время поездки он чувствовал удивительную близость к ней, но теперь, в этом доме, опять стал угрюмым. Ярмила, казалось, уловила его состояние. Одно мгновение она растерянно стояла посреди комнаты, но тут же решительно взяла один из табуретов и подвинула его Андрею. Затем нагнулась за другим сиденьем.
