Кассий Херея, чей пост находился рядом с ложей императора, тоже не остался без его внимания.
— Обещаю тебе, Херея, сегодня ты сможешь выступить на сцене в роли Минервы. Из тебя с твоим тоненьким голоском и мускулистой фигурой получится прекрасный исполнитель воинственной богини. Мы подберем для тебя подходящий костюм.
Калигула со смехом опустился на свое место.
«Я сыграю сегодня другую роль, император, — подумал трибун. — А ты в этой пьесе будешь главным действующим лицом».
Последний день игр открылся сочинением Катулла «Мим Лавреол». Конечно, заурядная кровавая драма была написана не знаменитым Валерием Катуллом, умершим молодым еще при Августе, а современником Калигулы, жаждущим аплодисментов плебеев.
«Мим Лавреол» представлял собой спектакль в трех действиях, повествующий о полной приключений жизни разбойника и грабителя, который держал в страхе окрестности Рима во времена Октавиана, а закончил существование распятым на кресте. Актеры изо всех сил старались изобразить происходящее как можно ближе к жизни. Когда разбойника наконец поймали и зачитали приговор, лицедея заменили настоящим преступником, которого прутами и пригвоздили к кресту.
Для следующего представления герольды потребовали полной тишины, потому что в главной роли выступал любимец Калигулы Мнестр. Пьеса, действие которой происходило на Кипре в городе Паф, называлась «Кинирас и Мирра».
Мирра страстно влюбилась в своего отца, правителя Кипра, напоила его и явилась перед ним переодетой и с другой прической, как незнакомая девушка. Старик поддался ее чарам и провел с ней одиннадцать ночей. Каждый раз на рассвете девушка исчезала, но однажды она проспала восход солнца, и Кинирас узнал дочь, которая тут же бросилась бежать. Отец преследовал ее, угрожая мечом, но той удалось уйти, в то время как правитель оступился и поразил себя собственным оружием. Мирру покарали боги.
Благодаря искусству Мнестра Кинирас произвел на публику очень сильное впечатление, но во время сцены смерти актер исчез, а очередному приговоренному помогли покончить жизнь самоубийством. Конец прекрасной Мирры должна была сыграть детоубийца — она умирала, пораженная молнией Юпитера, то есть два стрелка из лука пустили ей в спину горящие стрелы.
Эта сцена пришлась публике по вкусу. Плебеи требовали продолжения, но Калигула приказал объявить перерыв и поднялся со своего места.
— Я голоден, — заявил он.
Гай Цезарь покинул императорскую ложу и по переходу направился во дворец. Рядом располагалось небольшое помещение для актеров, где ждала своего выступления группа мальчиков — танцоров из Азии. Калигула не преминул сообщить им о своем желании продемонстрировать вечером собственное танцевальное искусство.
Сопровождающим его патрициям он приказал:
— Идите вперед. Я приду позже.
Валерий Азиатик, Клавдий Цезарь и другие послушно выполнили требование, в то время как охрана на почтительном расстоянии ждала у дверей. Калигула вышел в крытый переход к дворцу.
Херея и Сабин не выпускали его из виду. Обменявшись взглядом, они прошли мимо германцев, и Херея бросил на ходу:
— У нас важные новости для императора! Секретное донесение!
Херея первым нагнал его, вытащил меч и на какую-то секунду заколебался.
— Ну же! — крикнул Сабин, и Херея нанес императору сильный удар в шею.
Калигула зашатался и повернулся к ним: его лицо выражало безграничный ужас.
— Что вы делаете?.. — хрипел он; из раны хлынула кровь.
Сабин на мгновение замер, заглянув в глаза императора. Они утратили холодность и неподвижность, ожили, стали похожими на человеческие и, расширившись от ужаса и боли, смотрели на молодого трибуна.
— За Кальвия и Ливиллу! — сказал сквозь зубы Сабин и нанес удар.
Император с криком упал на пол.
— Охрана… — из последних сил прошептал тиран.
Тут подоспели другие заговорщики, и на бездыханное тело обрушился град ударов.
Один из них крикнул: «Это за мою жену!» и несколько раз воткнул кинжал в самый низ живота лежащего бездыханным Калигулы.
Другой орал: «Это за моего сына!» и пытался при этом, дрожа всем телом, отрезать правую руку Калигулы.
Прибежали и германцы с обнаженными мечами.
— Где… где император? — крикнул Ланий, оглядываясь по сторонам.
Заговорщики отступили назад, и один из них показал на труп Калигулы.
— Вот он! Сомнительно, чтобы брат-близнец оживил его.
Германец с криком ярости набросился на заговорщиков, а за ним бросились в бой его люди.
Завязалась драка, в которой были жертвы и с той и с другой стороны.
Херея и Сабин, как и было условлено, спрятались в доме Германика на Палатине, где должны были находиться, пока не схлынет возбуждение.
Фризий Ланий с криком: «Месть за императора!» убил трех не причастных к покушению сенаторов, в том числе Нония Аспрена.
Остановил побоище бесстрашный Валерий Азиатик. Германцы знали его как друга императора, поэтому опустили мечи, чтобы выслушать. Он обратился к Фризию:
— Скажи своим людям, что смерть императора произошла с согласия сената и одобрения народа. Ваша верность будет вознаграждена, но то, что вы тут делаете, я не могу одобрить. Уберите мечи и отправляйтесь в казармы. Я говорю здесь при свидетелях, что вы не будете ни наказаны, ни уволены со службы. Следующему принцепсу наверняка понадобится охрана.
Фризий объяснил своим людям положение, и они, поколебавшись, убрали оружие.
Азиатик же заторопился к форуму, где уже бушевала толпа и требовала выдать ей убийц. Он поднялся на ростру, с давних пор служащую в римском форуме трибуной ораторам. Там стоял Аррециний Клеменс. Он улыбнулся Азиатику.
— Вот такие они! Недавно по приказу Калигулы дикие звери растерзали дюжину невиновных из их рядов, а сегодня они требуют смерти его убийц. Поговори с ними ты, Азиатик, боюсь, что я не найду подходящих слов.
Валерий вышел вперед и поднял руку. Ему долго пришлось ждать, пока толпа успокоится.
— Граждане Рима! Принцепс Гай Цезарь мертв, и я — его бывший друг — не побоюсь сказать, что он заслужил смерть, заслужил тысячу раз. Разве вы забыли, какими налогами он обложил самых бедных из вас? Поденщики, грузчики, мастеровые, мелкие торговцы и даже проститутки должны были оплачивать его кутежи заработанными в поте лица деньгами, не говоря уже о состоятельных гражданах, которых он приказывал убивать, чтобы завладеть их имуществом. Сенат, я обещаю вам, отменит эти несправедливые налоги. Требуете ли вы по-прежнему казнить убийц императора?
Толпа молчала, слышен был только неразборчивый ропот.
— Хорошо! А если этот вопрос еще раз возникнет, скажите, что убийца Калигулы — я. Да, римляне, я был бы горд и счастлив, если бы моя рука принесла освобождение от тирана.
