Калигула обладал тонким чутьем и сразу почувствовал, как по рядам воинов прокатилась волна облегчения. Их честь, честь верных и надежных солдат, не подвергли сомнению. Совсем наоборот, их похвалили. Умный, выросший среди солдат Калигула подкупил этим многих из них. Он знал, что дальше ему следовало успокоить тех, кто рассчитывал на повышение или собирался оставить службу и ждал выходного пособия, а теперь опасался, что все распоряжения Сеяна отменят.
— Вы должны знать, в чем обвиняют Сеяна. Сегодня утром двое свидетелей признались, что по наущению Сеяна восемь лет назад отравили сына императора Друза. Все, в том числе наш высокочтимый император, думали тогда, что причиной смерти была болезнь, теперь же нам известна печальная правда. Сеян под давлением фактов признал свою вину. Далее без одобрения императора он преступно вел себя по отношению к семье моего отца Германика. Моя мать была сослана, а брат убит еще не до конца расследованным способом. Почему Сеян отказался от своей жены и искал расположения сначала Клавдии, а затем Юлии, становится ясно, когда понимаешь его конечную цель: он хотел свергнуть высокочтимого Тиберия и потом завладеть троном.
Значит, речь идет о государственной измене! Только этого было бы достаточно, чтобы приговорить его к смерти. Вы солдаты, и знаете, что вашей высшей доблестью является верность, поэтому я уверен, что вашим приговором Сеяну будет смерть! Сто раз смерть!
Ликования не последовало, но роптание смолкло. Вид Макрона выдавал его невольное восхищение: молодой Гай Юлий знал, как вызвать симпатию у людей, что их волновало и что успокаивало. И он умел говорить!
Калигула минуту выждал и продолжал:
— А теперь о другом. Как вы все знаете, я вырос в военном лагере, среди таких же солдат, как вы. Мне известно о ваших заботах. Что будет с неисполненными распоряжениями Сеяна? Ему представлялись списки о повышениях и вознаграждениях, он высказывал свои замечания по разным вопросам; кроме того, он принимал решения по поводу поступающих к нему жалоб и просьб. Клянусь, что ничего из того, что одобрил Сеян, не будет забыто, пересмотрено или отклонено. Префект был хорошим начальником, в этом никто не сомневается. Вы не должны расплачиваться за его злоупотребления властью.
Теперь раздались восторженные крики:
— Да здравствует Калигула! Слава императору!
«Сейчас они восхваляют меня и императора, — подумал он, — скоро будут восхвалять меня как императора».
Оставались и другие приказы императора, которые следовало выполнить. Тиберий в последнее время несколько раз спрашивал о сестрах Калигулы и вдруг принял решение о необходимости отдать оставшихся без родителей девочек под защиту мужей. Как всегда, когда ему приходила в голову какая-нибудь мысль, он стремился тут же ее осуществить. Тиберий просмотрел списки семей благородных сенаторов и высшей знати и подобрал возможных супругов для дочерей покойного Германика, о чем и сообщил Калигуле.
— Займись этим, когда навестишь своих сестер в Риме. Я нахожу всех троих подходящими и хочу, чтобы заключение брака состоялось как можно скорее.
Калигула не посмел возражать. Он не принимал в жизни своих сестер большого участия, но знал, что, если возникнет необходимость изменить положение в Риме, брак можно будет легко расторгнуть.
Он отправился пешком до Палатина в сопровождении преторианцев и радовался, когда его узнавали. Тот, кому его лицо не было знакомо, получал разъяснения от других.
— Как же ты не знаешь. Это же Гай Цезарь, сын Германика! Нашего Калигулу знает весь город!
Конечно, каждый римлянин знал имена членов императорской семьи, но за судьбой детей Германика следили с особым интересом. В народе верили распространяемым Сеяном страшным историям о братьях Калигулы, кроме того, сам император объявил их врагами государства. Остался только Калигула, и все симпатии людей достались ему.
«Если император принял его на Капри в свое ближайшее окружение, на то должна быть причина», — решили люди, и Калигула превратился в любимца римлян. Ему это было на руку, поскольку впоследствии должно было избавить от лишних усилий.
Сестры Калигулы жили на Палатине во дворце Августа. Он представлял собой несколько сооружений, который император Октавиан постоянно достраивал для себя, своей семьи и родственников. Все это напоминало скорее уютный городок, дома в котором были окружены небольшими садами.
«Как мог великий человек так бедно жить!» — подумал Калигула и ускорил шаг.
Поскольку он предупредил о своем визите, все три сестры были в сборе: Агриппина, которая унаследовала от матери не только имя, но и холодную красоту, Ливилла, своенравная и молчаливая, и Друзилла, вид которой поразил Калигулу. Его холодные глаза блеснули.
— Когда мы последний раз виделись, ты была еще ребенком — и вот передо мной молодая девушка. Ты стала красивой, Друзилла. Твой будущий муж будет в восторге.
— Какой муж? — с удивлением спросила Друзилла.
Калигула явно наслаждался ее растерянностью.
— Вот мы и коснулись причины моего визита. Наш высокочтимый император милостиво определил время, что бы найти вам достойных мужей. Для Друзиллы он выбрал Кассия Лонгина, для Ливиллы — Марка Виниция, а для Агриппины — Доминиция Агенобарба. Все эти молодые люди происходят из лучших семей, которые должны гордиться возможностью породниться с императорским домом. Время вашего девичества закончилось, дорогие сестры. Вам предстоит вести хозяйство, рожать детей…
Калигула цинично улыбнулся. От него не могло укрыться, как по-разному реагировали сестры, но ни одна из них, похоже, не обрадовалась. Агриппина делала вид, что все это ее не касается. Выражение лица Ливиллы не изменилось, только в глазах блеснули гневные огоньки, в то время как на личике Друзиллы застыли ужас и отвращение.
Калигула поднял руки, давая понять, что он тут не причем.
— Не вините меня! Это решение императора, и у него есть причины его принять. Тиберий стар и хочет быть уверен, что оставляет вас в надежных руках. Он усыновил нашего отца, следовательно, по закону он наш дед. Мы обязаны ему подчиняться, пусть даже его желания нам не всегда нравятся.
— А как насчет тебя, Калигула? Тебе он не подобрал жену? — Агриппина с издевкой посмотрела на брата.
— Я мужчина, — резко ответил Калигула, — и сам могу о себе позаботиться. Император это понимает.
7
Взятие под стражу Сеяна было лишь началом волн арестов. С того дня никто не хотел считаться другом бывшего префекта, а тот, чья дружба с ним была очевидной, объяснял ее особыми обстоятельствами. «Плохие отношения с Сеяном грозили смертью…» — можно было услышать от многих, и это не было преувеличением. Теперь смерть грозила тем, кто был известен как его друг, и длинная вереница римлян потянулась, несмотря на приближение зимы, в загородные дома. Тех же, кто таковых не имел или долго раздумывал, подхватывало опасным течением, и лишь немногим удалось выбраться из него целыми и невредимыми.
