— Это все?
— Да. Ты следишь за строительством на Марсовом поле?
Каллист кивнул:
— Через три или четыре месяца храм будет готов.
— Ложись спать, Каллист, — зевнул император.
— Желаю тебе доброй ночи, повелитель.
Каллист произнес это серьезно, хотя за окном уже занимался день.
Калигула лег в постель, но его мысли неустанно работали. Тут ему в голову пришло еще кое-что. Он снова позвал секретаря. Без следа усталости или недовольства тот появился у его постели.
— Император?
— Есть еще одно дело. Ты знаешь, что я уже несколько дней держу Макрона под домашним арестом. Это временная мера, и, думаю, сейчас должно произойти то, о чем я говорил. С одним из двух префектов Египта что-то случится… Я не стану посылать ему никаких гонцов. Отправляйся к нему ты и передай, что через три дня Макрону будет предъявлено обвинение в государственной измене.
— Больше ничего?
— Больше ничего.
Каллист удалился. Так как солнце уже осветило дома, дворцы и храмы, неутомимый секретарь отказался от дальнейшего сна. Он принял ванну и съел сытный завтрак. Усталость отступила, и Каллист в отличном расположении духа поднялся на носилки, чтобы нанести визит Макрону.
Мук совести Каллист не знал, что делало его таким похожим на своего господина, и в этом была их сила.
14
После того как Сабин решил вступить в легион, он принялся за исполнение своего плана со всем упорством, задействовав связи и знакомства. Корнелий Кассий, его родственник, был во времена Тиберия консулом и принадлежал к старейшим сенаторам. Он поддержал прошение, и скоро Сабина вызвали на военную комиссию. Это испытание ввел еще император Август, так как от сыновей патрициев, которые таким путем стремились достичь высокого положения и авторитета, поступали горы ходатайств.
Когда Сабин вошел в помещение, один из военных сказал:
— Надеюсь, этот не из числа благородных юношей, не способных держать в руках меч…
Он сделал вид, что ничего не слышал, и встал навытяжку напротив троих офицеров.
Секретарь начал читать:
— Корнелий Сабин, двадцать шесть лет, сын Корнелия Цельсия и Валерии, патриций, ходатайствует о должности военного трибуна и хотел бы приступить к службе в азиатском легионе.
Один из офицеров усмехнулся:
— Хочет в Азию? Предполагаю, что в Эфес, потому что там лучшие проститутки?
Херея посоветовал Сабину никому не противоречить и всегда отвечать «так точно».
— Так точно! — лицо Сабина было беспристрастно.
Офицеры рассмеялись.
— По крайней мере, он честен.
— То, что ты умеешь обращаться со всеми видами оружия, подтверждает трибун Кассий Херея. Он заслуженный солдат, и у нас нет причин сомневаться в его словах. Посмотрим, что можно для тебя сделать. К тому же Корнелиям давно пришло время послужить империи с оружием в руках.
— Так точно! — снова сказал Сабин.
— Свободен!
За дверями он вздохнул с облегчением. Первый шаг был сделан. Сабин чувствовал, как его тревога улеглась, и к нему впервые за последнее время вернулась способность чему-то радоваться. Он хотел с кем-нибудь поговорить, но со дня своего возвращения из Эпидавра не встречался ни с кем из своих старых друзей, полностью отдавшись горю. Херея был на службе, а значит, ему оставалось отправиться в термы или публичный дом. При одной мысли о девушках Сабин почувствовал возбуждение. Как долго он не был с женщиной? Три месяца? Четыре? Невероятный срок по представлениям Сабина. Он раздумывал, не отправиться ли ему к Лидии, но, может быть, она в третий раз вышла замуж? «Нет, — сказал он себе. — Я не изменю Елене».
Итак, Сабин решил идти в публичный дом, ведь мужчины всего света согласятся, что с проституткой нельзя изменить честной женщине.
Когда появилась охрана у дома Макрона, бывший префект преторианцев сразу понял, что его планы пережить правление Калигулы провалились. С Невией он не стал делиться своими соображениями, но та все поняла.
— Выглядит так, будто ты должен отправиться не в Александрию, а в застенок. Что может еще означать охрана у дверей?
Она задала вопрос спокойно, но Макрон увидел в глазах жены страх. Обладая трезвым умом, он понимал, что боится она только за свою собственную жизнь. С тех пор как он застрял в Риме без дела, стало ясно, что для Невии муж ничего не значил, что ее надежды и тщеславные помыслы имели другое направление. Макрон не хотел спрашивать ее об этом, поскольку по-прежнему любил свою жену.
— Охрана у дверей? Если это и означает опасность, то только для меня. Ты не имеешь к этому никакого отношения.
Невия была готова признаться мужу в любовных отношениях с Калигулой, чтобы тот увидел, что император обманул и разочаровал не только его, но поборола этот порыв.
«Возможно, Калигула сохранил хоть немного благодарности, — подумала женщина, — и не станет вмешивать меня в эти дела».
Через два дня рано утром появился Каллист, секретарь императора. Макрону он не нравился с самого начала, и Каллист отвечал на его антипатию тем же, но не показывал своего отношения. Он вообще предпочитал держать чувства при себе.
— Приветствую тебя, префект! Прекрасный сегодня день.
Суторий Макрон молчал. Каллиста это не задело. Он продолжил:
— Император соблаговолил доверить мне выполнить одно поручение. Тебя обвиняют в государственной измене. Ты вступил в заговор с Тиберием Цезарем в то время, когда Август, больной и беспомощный, лежал в постели. Этому есть свидетели. Ты должен ответить за свое преступление перед сенатом.
— Разве запрещено разговаривать с людьми? Император делает из короткого визита вежливости заговор. Свидетели ошибаются.
Каллист беззаботно засмеялся.
— Для этого и существуют суды. Император справедлив. Все выяснится, если ты, конечно, не предпочтешь не дожидаться процесса. Солдаты часто нетерпеливы, когда речь идет об их чести.
Макрон понял намек.
— А как с Эннией Невией, моей супругой? Ее по крайней мере оставят в покое?
Каллист с наигранным сожалением покачал головой.
— Нет. Она считается сообщницей и должна держать ответ вместе с тобой.
— Это все?
Каллист кивнул.
— Да. Мне больше нечего добавить.
— Тогда уходи! Но запомни одно: и ты скоро будешь лежать на Гемониевых ступенях без головы!
Каллист не дрогнул.
— У тебя, во всяком случае, тут право первенства, — сказал он с сарказмом и удалился.
Макрон прокричал ему вслед проклятье, вышел из дома в сад и сел на скамью.
