Также и Месяц, покидая Любек, оставлял в нем часть себя. Но – это вечная история, и никому ее не переменить: пока есть движение, будет и разлука. Оглядываясь с порога в дом, еще не уйдя, уже живешь возвращением. Если, конечно, в доме кто-то тебя любит и если сам любишь, – и весь мир тебе пуст, и не видно счастья вдали от этого порога.
Погода благоприятствовала. Корабли шли под хорошим ровным ветром курсом в бакштаг, давая наибольшую скорость и испытывая совсем невеликий крен. Через два-три дня вышли на большой торговый путь, где вскоре присоединились к каравану из двенадцати судов, следующему в Нарву. Здесь были датчане, голландцы и французы. До Готланда плавание проходило спокойно и, кроме мелькнувших на юге двух парусов, ничего примечательного не видели. После Готланда держали ухо востро; здесь их могли поджидать шведские каперы. Северо-западнее Эзеля действительно встретили четыре шведских судна в дрейфе. Это были военные корабли. Однако с появлением каравана в положении этих кораблей не произошло никаких перемен – либо шведы сочли караван за слишком крупную, непосильную для себя добычу, либо они поджидали здесь кого-то другого. Как бы то ни было, но купцы на кораблях изрядно поволновались, и строй их судов едва не смешался, когда на одном из каперов вдруг пронзительно зазвучала свистулька и матросы забегали по палубе. Но это была ложная тревога, шведы ничего не предприняли – они лишь глазели на караван и поплевывали за борт.
Далее встретили до двух десятков судов, возвращающихся с российскими товарами после зимовки в Нарве. Подумали – не их ли поджидают шведские каперы; и предупредили купцов, но те не очень испугались, поскольку число их было велико. Тогда Месяц посоветовал этим купцам не искушать дьявола и отклониться от курса. Он напомнил смельчакам, что даже одно судно, каким правит опытный шкипер, может справиться с четырьмя-пятью противниками, – а что говорить, если шкипер тот правит кораблем военным и имеет наготове хорошую абордажную команду… На многих же купеческих кораблях, заметил Месяц, даже не было абордажных сеток, и людей они имели не в изобилии, и пушки их легко пересчитал бы ребенок, не усвоивший счету больше двадцати. Выслушав все эти замечания, купцы чуть-чуть поубавили спеси и вняли совету Месяца, и даже более того – оценив достоинства «Юстуса», они просили за добрую мзду проводить их караван до безопасных вод. Это никак не входило в планы Месяца, но после некоторого раздумья и разговора с командой он дал согласие: Месяцу было жаль торговые корабли, а команде приглянулась мзда. Так, не теряя больше времени, «Юстус» лег на обратный курс.
И вот, суток не прошло, как опасения Месяца сбылись. Несмотря на то, что караван изменил курс, встречи с каперами ему избежать не удалось. Шведские шкиперы, люди опытные, умели предвидеть и понимали, что караван, вероятнее всего, будет предупрежден об опасности встречными купцами и может изменить курс. И потому каперы раскинули сети пошире, и стая перепелок попалась в них…
Быстро собравшись возле флагмана, шведские корабли устремились в атаку. И здесь каравану пришлось бы туго, если б не «Юстус». Когг россиян, используя испытанный им уже маневр, в последний момент неожиданно для каперов появился из-за купеческих кораблей; пересекши путь шведскому флагману, он разрядил в капера весь правый борт, при том окутался густым пороховым дымом, и потому никто из эрариев и россиян не знал, какие разрушения они доставили каперу. И вообще – доставили ли… Время было дорого. Неверный поворот руля – и все оказалось бы потерянным: и караван, и собственная жизнь. Но Копейка старался; новгородец Верета не относился с такой нежностью к женщинам, с какой нежностью и с любовью относился Копейка к рулю. И руль платил ему тем же. Выйдя на курс бейдевинд, «Юстус» обстрелял второе судно левым бортом и, уже в галфвинде набрав скорость, протаранил в бок третьего капера. Удар был силен, но форштевень когга выдержал. Те мелкие повреждения, какие получил при таране «Юстус», не шли ни в какое сравнение с катастрофой, постигшей капера, – в правом борту шведского корабля зияла огромная черная дыра, и вода с шумом устремлялась в нее. За какие-то секунды капер, как огромный подстреленный зверь, завалился на проломленный борт и после этого не долго держался на воде – не все даже успели повыскакивать из внутренних помещений; а кто успел, плыли теперь что было сил к другим шведским судам и, разглядев из воды корабль, потопивший их, кричали: «Юстус»!… «Юстус»!… Эти крики удивили было Месяца, но тут он предположил, что после славной победы над «Эстерйётландом» и «Энгельбректом» спасшийся бегством пинк «Фрекен» разнес имя «Юстуса» по всему шведскому побережью как имя зла. Не случайно же в прошлом году каперские суда так скоро бежали от него в шхеры. Проспер Морталис и Тойво Линнеус тоже думали так.
Купеческие корабли тем временем, используя курс бейдевинд, выстроились в линию баталии, четкую кильватерную колонну, и таким образом приготовились к обороне. Однако каперы, разглядев наконец «Юстус», не отважились продолжать бой. Одно судно они уже потеряли, еще два корабля, не успев даже произвести ни единого выстрела, в большей или меньшей степени пострадали от залпов когга, хотя, благодарение Богу! не утратили ход… Этот «Юстус» и вправду – ганзейский дьявол! А может, не ганзейский?.. Говорят, на нем видели российский флаг. Если б этот корабль был выдумкой, то это была бы смешная выдумка, – ибо он воюет в одиночку против целого шведского флота, сильнейшего на этом море. Но он не выдумка!… Вон глядят из портов его пушки, вновь готовые к бою. Не призрак этоткорабль – но проклятие шведского оружия! Не витает ли над «Юстусом» дух легендарного Штёртебеккера!…
Каперы издали открыли по каравану и «Юстусу» беглый огонь – скорее заградительный, чем поражающий. По два-три раза разрядив каждое орудие, наделав много шуму, шведские суда ушли на восток. Караван не понес сколько-нибудь ощутимых потерь, однако попадания в него были. Один из французов едва держался на воде, он получил пробоину почти по ватерлинии; команда этого судна спешно перемещала грузы к противоположному борту, чтобы креном обезопасить корабль. Двухмачтовому датчанину «Хавбор» напрочь отсекло руль, картечью же поразило насмерть одного матроса и ранило троих. Кое-кому полуядрами разорвало паруса.
Эта баталия разыгралась сразу после полудня, но к вечеру уже караван готов был продолжать путь: залатали пробоины, зашили или поменяли паруса. Как было уговорено, рассчитались с Месяцем. Но кроме обещанных денег, собрали еще средства на починку бушприта. И хотя на бушприте были только вмятины и царапины, сумма оказалась внушительная – вполне достаточная для того, чтобы команда когга ощутила прекрасное расположение духа. Купцы умели быть благодарными. На прощание они сказали, что в своих городах им вряд ли удастся умолчать о доблестном «Юстусе» и о его капитане, ибо часто не лишнее – напомнить ближним, что не только корабли равняются в пути по флагману, но и люди еще имеют, на кого равняться.
До Нарвы добрались благополучно. И была там россиянам искомая русская речь, милая их слуху, и церковь была, и баня, и репа с квашеной капустой; но была им и повесть о неслыханных злодеяниях, кои учинил Иоанн, царь-изверг, ирод-государь, – в Твери, Торжке, Вышнем Волочке и в Новгороде…
