– Не выживет, – равнодушно буркнул он и ушел.
Илья не отступил перед бедой. Он сидел у постели друга целыми ночами, насильно вталкивал ему в рот разжеванный хлеб, клал на голову холодные примочки. Несмотря на угрозы надсмотрщиков и наказания, Илья и днем отрывался от работы – поухаживать за больным. Впервые Илья понял, как дорог стал ему верный товарищ долгих скитаний, как страшно было бы потерять его.
Родного отца Марков лишился в раннем детстве, когда не мог еще осмыслить всей тяжести утраты. Но теперь… Теперь Акинфий стал ему отцом, и парень во гремя болезни друга впервые назвал его батей.
Признательная улыбка тронула обострившиеся черты больного.
– Илюша… сынок… – прошептал он и впал в беспамятство.
Железная натура Акинфия взяла верх над болезнью.
– Батя! Слышь, батя! Пора убегать из этого адова места, – шепнул однажды ночью Илья только что поправившемуся товарищу.
– Бежать?… – раздумчиво повторил Акинфий. – Бежать мне не впервой, да только крепко подумать надо. Пахлай-то вон покончился. Может, еще и здесь выдюжим?…
– Нет, батя, – настаивал на своем Марков, найдя в темноте руку Акинфия и крепко сжимая ее, – не выдюжить нам… Сил не хватит! Я давно собирался с тобой речь вести, только ждал, чтобы ты выздоровел.
– Я крепок теперь.
– Коли крепок, так время спасаться. Лучше от пули погибнуть, чем в проклятом болоте сгнить, на царя да на бояр работамши. У соседей сегодня из землянки троих вынесли… Знал ты Сидора Пузырева, что на том краю, у заливчика?
– Такой здоровяк? Чуть пониже царя ростом?
– Он самый! Схоронили здоровяка.
Акинфий высвободил руку, перекрестился:
– Дай ему, господи, царствие небесное!.. Значит, Илюша, ты не согласен остаться?
– Без тебя, батя, не утеку, сам ведаешь… – Илья нахмурил густые, черные, как у бабки Ульяны, брови. – А только на погибель останемся!
– Ладно, сынок, побежим! На погибель али на счастье – вместе!
Вечером Илья и Акинфий приглядели полуразбитый, брошенный на берегу челнок, раздобыли доски вместо весел. Друзья увязали в торбы скудный запас сухарей, заткнули за пояс топоры, надели новые лапти.
Ночь была темная. Беглецы выбрались из землянки и поползли, то и дело ложась пластом, прислушиваясь. Двигаться мешали кандалы на ногах. По острову ходили часовые, шаги их глухо шлепали по разбухшей земле.
Акинфий и Илья избежали нескольких встреч, потом их чуть не постигла беда. Один из солдат споткнулся о протянутые ноги Ильи. Это был молодой, неопытный новобранец. Вместо того чтобы выстрелить, поднять тревогу, он решил рассмотреть, что такое валяется на земле. Нагнувшись, часовой рассмотрел человека.
– Ты что тут… – начал он.
Илья вскинулся, как пружина, и ударил солдата кулаком по голове. Тот тихо упал, даже не охнув.
– Батя!.. – прошипел Марков.
Акинфий уже был возле него.
Мужик взял фузею, пороховницу, стащил с бесчувственного солдата шинель.
– Жаль тебя, сердешный, да что ж делать! – молвил Акинфий.
Беглецы добрались до берега, спихнули челнок на воду, и Нева понесла их прочь от крепости.
Чтобы поскорее миновать острова, Илья греб, стараясь не шуметь. Вода с журчанием вливалась через щели бортов, Акинфий вычерпывал ее шапкой. При каждом всплеске выброшенной воды беглецы испуганно замирали: не услышал бы плавучий дозор.
Невдалеке послышались удары весел. Шел сторожевой баркас. Сердца беглецов тревожно застучали: у караульных были зоркие глаза, и вряд ли они пропустят плывущий мимо челнок.
– Ложись! – приказал Акинфий товарищу.
Они свалились прямо в холодную воду, колыхавшуюся на дне челнока. Ловкий маневр был проделан вовремя.
– Кто там? – раздался окрик.
Заскрипели весла в уключинах, баркас приближался к лодчонке. Голоса караула были ясно слышны в ночной тишине.
– Снесло водой… Пустой…
– Нешто подобрать? На шкалик дадут… Зацепляй, Фома!
– Ну его к бесу! Все равно затонет…
Беглецы слушали затаив дыхание.
– Поехали, ребята, на тот берег!
Голоса удалялись. Илья поднялся, помог Акинфию.
Закостеневшие от холода, беглецы снова принялись грести и вскоре согрелись. Они держали путь к левому берегу. На сушу выбрались, когда начало светать.
Илья и Акинфий оттолкнули челнок от берега, чтобы не оставить за собой следа. «Утеклецы» сбили кандалы и начали пробираться в безлюдную чащу, сулившую им надежное убежище.
Глава XV. Дергунчики
Иван Ракитин старался в учении не отставать от товарища. В первый же день, как только Егора перевели в цифирную школу, он дождался его у ворот и потребовал:
– Показывай цифирь!
Егор рассмеялся:
– Думаешь, я в один день все вытвердил? Повремени немного.
– Все повремени да повремени! – ворчал Ваня.
Ему волей-неволей пришлось ждать. Зато потом он с огромным усердием накинулся на арифметику. По целым дням сидел Иван над аспидной доской и скрипел грифелем, решая заданные товарищем задачи.
У Егора оставалось мало времени заниматься с другом. Но Иван ухитрялся подкараулить его поздним вечером или ранним утром. Залучив на минутку «учителя», Иван забрасывал его вопросами и затем снова принимался за учение.
* * *
Летом 1704 года по Москве пошла повальная хворь. Целые семьи лежали в жару, в бреду; некому было даже подать больным пить.
У Марковых умерла бабушка Ульяна. За ней чуть не сошла в могилу здоровая, круглолицая Аграфена. Егор отпросился у Магницкого и заботливо ухаживал за матерью.
Много раз на дню бегал парень во двор Ракитиных. Там слегли все: Семен, даже в бреду говоривший прибаутками, жена его, кроткая Домна, Иван и шестилетняя Машутка.
Егор подливал воды в глиняные жбаны, поил больных, давал им есть. Скоро Аграфена поправилась. С желтым, точно восковым, лицом, шатаясь, она выходила на завалинку и часами сидела на улице, слабым голосом перекликаясь с Ракитиными, которые вяло бродили по двору.
В один из жарких июльских дней в избу Ракитиных вошел человек в поношенном кафтане и ветхой треуголке, с лицом, усыпанным огненно-красными веснушками. В руке его была зажата свернутая в трубку бумага.
Покрестившись на образа, вошедший громко спросил:
– Кто здесь будет хозяин?
– Я хозяин, – отозвался Семен с кровати.
– Сапожник Семен Ракитин, по повелению ратуши
[51]
на тебя наложены повинности… – приказный посмотрел в бумагу, которая оказалась списком налогоплательщиков, – …два рубли двадцать три алтына.