«От трудов праведных не наживешь палат каменных», – говорила пословица. Иван это прекрасно знал. Но он был осторожен: там, где другой поверенный на его месте хапнул бы сотню золотых, Иван довольствовался десятком. Он понемногу скапливал капитал. В глиняном муравленом горшке, зарытом под березой в ракитинском огороде, год от году прибавлялось золота.
Антип Ермилыч догадывался о проделках главного приказчика, но был доволен его умеренностью. Купец помнил свою молодость: когда-то и он служил приказчиком и запускал руку в хозяйский карман, но далеко не так скромно.
Русаков дорожил молодым грамотным приказчиком, хвастал им перед другими купцами. Жалованье Иван получал хорошее. Семен мог бы не тачать сапоги – денег сына вполне хватало на прожитье, но старый сапожник по-прежнему сидел в амбарушке на табуретке с кожаным сиденьем и все так же стучал молотком.
И умер он за работой, с сапогом в руках. А вскоре сошла в могилу и безответная Домна.
* * *
Над головой Русакова, как гром среди ясного неба, грянул царский указ:
«Купчине Русакову, Антипу Ермилову сыну, не мешкав, собирать пожитки и переезжать в стольный город Питербурх и тамо строить приличные его состоянию палаты и заводить торговлю…»
Царь Петр зорко следил за своими подданными. Кто выделялся мастерством, либо книжным учением, либо капиталом, всех он перетаскивал в свой любимый город. Русаков, удачливый купчина, сильно расторговался за последние годы. И царский перст безошибочно ткнул в него: ехать в Питер!
Плачь не плачь, охай не охай – царский приказ выполнять надо не мешкая.
Иван был очень доволен. У него давно бродила мысль перебраться в Петербург: там жил его друг, Егор Марков, от которого Иван получал весточки. Только не хотелось ему покидать синеглазую Анку. А тут вышло само собой.
Ракитин ходил по лавке гоголем, заложив руки за щегольской пояс с чеканными серебряными украшениями, пошучивал, покрикивал на молодцов, приглашал постоянных покупателей на новоселье в Питер.
Антип Ермилыч вызвал Ивана в спальню. Он сидел у кованого железом денежного сундука, оплывший, с седой клочковатой бородой, со слезящимися глазами.
– Садись, Иван, слушай!
Иван с поклоном сел.
– Что прикажешь, Антип Ермилыч?
– Была у меня дума в Москве жизнь скончать, на Рогожском кладбище с отцами-дедами упокоиться. Да царский указ – великое дело. Спорить нельзя. Вот тебе, Иван, деньги. – Купец кряхтя нагнулся, открыл сундук, дрожащими руками вытащил мешочки с золотом. – Поедешь в Питер передовым. Построишь мне дом, а там и мы всей семьей, со всеми пожитками тронемся…
– Хорошо удумал, Антип Ермилыч!
– Плохо ли! С моим капиталом да в мои года по постоялым лепиться нестаточное дело. К осени, я чаю, управишься?
– Постараюсь, Антип Ермилыч. Дух вон, сделаю!
– Ладно. Деньги перечти, расписку пиши…
Иван продал родительский домик, перевез Машу к Русаковым – в горничные к Анке. Веселая Анка встретила ее, как сестру.
Иван Семенович помчался в Петербург с двумя подручными: хлопот в новом городе предвиделось много.
* * *
Работа в токарной мастерской оканчивалась, когда к Маркову пришел лакей:
– Егор Константиныч, тебя некий человек спрашивает.
– Кто таков?
– Не сказывает. Просит выйти в сад.
Егор поворчал, скинул фартук и вышел. На главной аллее, тянувшейся через весь Летний сад, стоял невысокий коренастый человек в нарядном купеческом кафтане со сборками позади, в меховой шапочке с пером. Сердце у Егора сильно забилось. Он ускорил шаг. Ожидавший бросился к нему. Раздались два радостных возгласа:
– Егорша!
– Ванюшка!
Два приятеля обнялись, расцеловались.
Начались беспорядочные расспросы, восклицания. Оба оглядывали друг друга, восхищались тем, как вырос и возмужал приятель, каким стал важным! Беспричинно хохотали, жали друг другу руки…
– Надолго ли? – спросил наконец Марков.
– Насовсем! – весело ответил Ракитин. – Моему хозяину указ вышел – в Питере жить!
– Ловко!
Егор в восторге схватил друга, хотел повалить на скамейку, но тот был крепок. Расставив по-медвежьи ноги, Иван уперся в землю – и ни с места. После возни оба друга, запыхавшись, бросились на лавку.
Егор спохватился:
– Сейчас отпущу работников, и пойдем ко мне в камору.
Егор сбегал в мастерскую, потом отвел друга в комнату, где жила их семья, в службах Летнего дворца, предназначенных для придворных лакеев и денщиков Петра.
Аграфена, поседевшая и постаревшая, но еще бодрая, обняла Ивана и запричитала:
– Уж ты свет ты мой Ванюшка! Остался ты без родного батюшки да остался ты без родной матушки!..
– Этому горю не пособить, тетушка Аграфена, – тихо и печально откликнулся Иван.
Аграфена засуетилась, начала готовить угощение.
– Как матушка-Москва стоит, золотые маковки?
– Москва стоит по-старому, а народу в ней порядком поубавилось. Всех, кто получше да побогаче, царь в Питер перетягивает. И нам черед пришел…
– Все сюда переезжаете?
– Да, тетушка Аграфена.
– А Машенька?
– И Маша приедет.
Аграфена всплеснула руками:
– Вот радость мне, старухе! Уж так я по ней соскучилась! Небось большая стала?
– Невеста. Женихи присватывались, да я всех с порога гнал. – Ракитин бросил лукавый взгляд на Егора.
Иван временно поселился у Марковых.
Через несколько дней к матери пришел Илья. Ротный командир, зная, что брат ефрейтора Маркова – царский любимец, изредка давал Илье отпускную – повидаться с семьей.
У Марковых сидели за столом, когда дверь открылась и на пороге показался Илья. Увидев незнакомого, щеголевато одетого купца, солдат приостановился, а Егор засмеялся:
– Что ж ты, Илюша, заходи! Знаешь, кто это? Ваня Ракитин, которого ты в лесу от погибели спас!
По письмам Егора молодой приказчик знал, что Илья Марков нашелся и служит солдатом в Питере.
Ракитин встал, степенно поклонился.
– Здравствуй, Илья Константиныч! Благодеяние твое помню и вовек не забуду. Кабы не ты, моих бы и костей не осталось!
Аграфена Филипповна хлопотала у стола.
Илья Марков и Ракитин вспоминали об удивительной своей встрече в лесу. Теперь, через много лет, им снова довелось встретиться.
После нескольких чарок Иван рассказал Егору и Илье о своей любви к Анке.
– Только не выдаст ее за меня Антип Ермилыч, – грустно закончил Ракитин. – Ему зятя-богатея надо. А я? Сотни три золотых скопил, да разве это богачество?
