– Еще бы! – отвечал Ракитин. – Не маленькие.
– Все указы, какие будут готовиться, все заграничные цены, спрос, предложение раньше других купцов знать будешь! За это ничего брать не буду. Так, разве от собственного желания дашь…
– Трифон Никитич! Побойся бога! – завопил Ракитин.
– Бог-то бог, да сам не будь плох! – возразил Трифон Никитич.
С общего совета решили: купцу Ракитину открыть торговлю пенькой, смолой, парусиной и прочими корабельными принадлежностями. Как раз незадолго перед тем государство отказалось от монополии
[121]
на пеньку и пеньковые изделия и стало передавать торговлю ими частным лицам.
– Дело богатое, – уверял Бахуров. – Флот растет неслыханно. Каждый год строятся новые фрегаты, бриги, галеры, торговые корабли. На такой товарец спрос – подавай только! Полотна нам надо – не сочтешь! Недавно государь издал указ: «Во всех губерниях льняные и пеньковые промыслы размножать всемерно и севу на всякий год прибавлять».
Глаза Ракитина вспыхнули жадностью:
– Вот тут-то и перехватить у других купцов! Где еще только лен заводится – я туда! Предбудущие урожаи скуплю, задатки дам – все мое!
Бахуров рассмеялся.
– Вижу, из тебя, Иван Семеныч, купец цепкий будет. А я тебе помогу крепко: в Адмиралтействе все чиновники – мои приятели. Они тебе поспособствуют. Конечно, не без того, чтобы им барашка в бумажке подложить.
– За этим не постоим! – вскричал Ракитин. – Дали бы мне только развернуться!
Егору стало досадно.
– Хватит уж вам, – проворчал он. – Поглядишь на вас, весь свет хотите захапать…
– И захапаем, дай срок! – воскликнул Иван Семеныч.
Глава XVIII. Между двух жерновов
Громкие победы русской армии изменили тактику Алексея в его борьбе с отцом. Раньше царевич надеялся на победу Карла XII и рассчитывал, что эта победа поможет ему, Алексею, совершить государственный переворот и упрочить свою власть с помощью шведов.
Полтава и Гангут смешали изменнические планы Алексея. Теперь мысль о вооруженном вмешательстве иностранной державы во внутренние дела России приходилось отложить, и, быть может, на много лет. Злобу Алексей затаил глубоко в сердце, сознавая, что явной враждой к отцу и его приверженцам можно непоправимо испортить дело. Только во хмелю Алексей выбалтывал иногда истинные свои чувства.
Встретив Егора Маркова во дворце, Алексей Петрович узнал отцовского любимца.
Прежде царевич прошел бы мимо Егора с презрительным взглядом; теперь он поступил дипломатичнее. Он сделал вид, что обрадовался встрече, схватил Егора за руки, шутливо упрекнул:
– Забыл старого соученика, Егор! Никогда не зайдешь! Загордился!
Егор сконфузился, покраснел:
– Времени нет, ваше высочество… Я все в токарне…
Алексею пришла в голову хитрая мысль: обучаться у Маркова токарному ремеслу. Этим можно было убить сразу двух зайцев: подладиться к отцу и завязать дружбу с Егором, который мог пригодиться.
«Так и будет!» – сказал сам себе Алексей и отошел, оставив молодого механика в недоумении.
Петр страстно увлекался работой на токарном станке. Вставая рано утром, он ухитрялся выкроить часок-другой для любимого дела; согнувшись у станка и присматриваясь при свете лампы, царь вытачивал безделушки из слоновой кости, трубки, табакерки.
– Сие художество весьма человеку полезно: руку укрепляет и душу веселит, – говорил Петр.
Просьбу сына царь встретил благосклонно:
– За ум берешься? Благому желанию не препятствую.
По его приказу, в мазанковый дом царевича Алексея отвезли станок, учителем токарного дела был определен Егор Марков.
Царский токарь услышал о новом назначении с неудовольствием.
«Вот не было печали! – сердито думал он. – Знаю, каков он работничек. Остынет скоро и дело бросит, а мне от царя гонка будет: скажет, не сумел приохотить…»
Царевич встретил Маркова ласково:
– Здравствуй, здравствуй, старый приятель! Сделай из меня такого мастера, чтоб батюшка был доволен!
– Будете стараться, ваше высочество, сделаю!
Егор начал давать царевичу уроки. Против ожиданий, Алексей старался выполнять все указания мастера.
Петр спросил у Маркова через несколько дней, как идет обучение царевича токарному делу.
– Царевич понятлив, все перенимает быстро и к науке охоту имеет, – отвечал Егор.
– Добро! – проворчал царь. – Бог даст, приучится недоросль к делу.
Но царевичу усердия хватило ненадолго. Токарный станок опять прискучил ему, как когда-то у де Шепера.
– Знаешь, Марков, – предложил он молодому токарю, – устроим фортель: ты выточишь трубку, а я подарю батюшке, якобы свою работу… А?
Егор молчал.
– Щедро награжу, – соблазнял царевич.
– Петра Алексеевича обманывать не буду и тебе, царевич, не советую.
Худое, длинное лицо Алексея сразу стало злым, руки сжались в кулаки.
– Коли так… убирайся к черту и со станком своим! – прошипел он и вышел из комнаты.
«Так и знал, что попаду в немилость», – подумал Егор.
Марков доложил царю, что Алексей Петрович отказывается продолжать учение.
– Кто лентяем родился, лентяем и помрет! – гневно сказал царь.
Освободившись от надоедливого учения и от участия в государственных делах, царевич Алексей повел жизнь, какая была ему по сердцу.
По утрам, надев большие круглые очки, он просматривал отчеты управляющих его имениями, отдавал разные хозяйственные распоряжения. Своим личным имуществом Алексей управлял, как заботливый помещик, не терпел беспорядков, ненужных расходов. После обеда царевич спал, потом читал церковные книги. Вечером собирались близкие.
Постоянными пирами царевич расстроил здоровье, и врач отправил его для лечения в Карлсбад.
* * *
В середине июля 1715 года Егору Маркову пришлось отправиться в продолжительною поездку: царь послал его, ближнего своего механика, на Тульский завод Никиты Демидова.
– Съезди, Егор, в Тулу. Ружья Демидов делает добрые, а все же надо бы ему кой-чему от тебя поучиться. Отвези ты ему фигуры новых станков и посмотри, нельзя ли у Демидова всю работу улучшить. Я на тебя надеюсь! Заслуги твои по пушечному делу помню: помогли мне под Полтавой новые пушки.
Уже не в первый раз царь давал такие поручения Егору, Механик поспешил в Тулу. Но ему пришлось разочароваться: Демидов встретил царского посланца неприязненно. Он ждал со стороны Маркова каких-то подвохов, кляуз. Открыто прогнать Маркова он не решился, но от Егора скрывали секреты производства, заставляли по целым неделям околачивать пороги в заводской конторе, одним словом – чинили препятствия во всем.
