— Ладно, процедил согдиец сквозь зубы. — Там будет видно.
Он отвернулся от потрясенного бактрийца и медленно, спокойно, будто ничего не случилось, направился обратно во дворец. "Бессу пришел конец", пробормотал Вахшунварта. Старик снова огляделся по сторонам и проворно скрылся за углом.
Потомок Сиавахша, заложив руки за спину, не спеша последовал к жене. Увидев его, Зара быстро подобрала ноги, опустила голову и смущенно улыбнулась. Теплый блеск агатов, подаренных мужем, передался, казалось, ее темным глазам, а на губах играл отсвет красных лалов. Спантамано наклонился к ней, молча погладил черные ароматные волосы и поплелся через широкую открытую дверь на террасу.
Здесь он растянулся на ковре, оперся подбородком о поставленные один на другой кулаки и переливчато засвистел. Женщина следила за ним с удивлением. Чем он недоволен? Подарки, полученные ею, обязывали к заботливому отношению к супругу. Зара много раз выходила на террасу и спрашивала, не хочет ли он есть.
— Потом, — отвечал он кратко.
Она решила, что надо его приласкать. Но долго колебалась, так как ее одолевало смущение. Наконец, пересилив себя, она опустилась возле него и неумело обняла за плечи.
— Потом, — сказал он, мягко отстранив жену. Она ушла, едва не плача от унижения. Так Спантамано лежал на террасе до вечера и все свистел и свистел без конца, и никто бы не сказал, о чем он думает. Когда стемнело, Зара снова подошла к нему и несмело предложила лечь спать.
— Потом, — пробормотал Спантамано. — Принеси-ка лучше крепкого вина.
Говорят, крепкое вино или дым от горящих семян дикой конопли успокаивают сердце, томящееся от горя. Что, если попробовать?
Зара принесла кувшин с вином и сама наполнила чашу. Спантамано отпил глоток, затем снова засвистел. Этот свист надоел Заре до тошноты. Она пожала плечами и удалилась. Да, дочь Оробы не могла постичь своего супруга. В ней опять пробудилось чувство отчуждения.
Но она не должна была, не имела права давать этому чувству волю, того требовали камни, спрятанные в дорогой шкатулке. И в то же время, помимо всего другого, Зару просто тянуло к человеку, лежащему на террасе. Томимая разноречивыми мыслями, она забылась.
Согдиец не знал, как ему быть. Он казался себе человеком, который, изо всех сил убегая от преследовавших его голодных гиен, натолкнулся на мчащегося прямо навстречу ему свирепого тигра.
Персы или юнаны? Спантамано не хотел ни тех, ни других. Он сам стремился к власти над Согдианой. Он мечтал о царском престоле, по праву принадлежащем ему, потомку Сиавахша. Да, он желал сам править своей страной! Но богам было угодно сделать так, чтобы Спантамано приходилось выбирать меж двух грозных сил. О дайв! Такая путаница в делах, что в ней не разобрался бы даже старый пройдоха Анхраман, бог зла, мрака и лукавства.
Стать на сторону Бесса? Бесс объявил себя повелителем Востока. Новому царю нужен верный человек, на которого можно опираться в Согдиане. Он назначит Спантамано сатрапом этой страны. Заманчиво! Но… тогда Спантамано только наполовину сделается повелителем своей родины, а он хотел видеть себя ее полным хозяином! Кроме того, долго ли продержится на троне этот новоявленный Артахшатра? Если перед Искендером не устоял сам Дариавуш, то Бесс не устоит и подавно. Рано или поздно его сметут с лица земли, а вместе с ним исчезнет, как дым, и потомок Сиавахша. Значит, присоединяться к Бессу нет смысла.
Итак, не персы, а юнаны. Перейти на сторону Искендера? Но кто знает его желания? Намерен ли он, истребив остатки персидских войск, навсегда уйти обратно? Или царь юнанов, подобно Гахаманидам, поставит в Мараканде и других городах отряды своих солдат? Что будет тогда? Искендер, конечно, назначит Спантамано правителем Согдианы. И опять Спантамано окажется лишь наполовину хозяином государства.
Круг замыкался. Честолюбивого согдийца бесило сознание того, что он не может распоряжаться страной отцов по своему усмотрению. И это возбуждало в нем лютую ненависть и к персам, и к македонцам.
Так он и не придумал ничего. Другой на его месте, озлобленный собственными бесплодными раздумьями, совершил бы опрометчивый шаг. Но Спантамано, обладая бездной мелких слабостей, становился твердым и холодным, как его бронзовый нож, когда дело касалось главного. Он пересилил в себе нетерпение, желание сейчас же действовать: вихрь чувств, что бушевал у него в груди, нашел исход в безобидной песенке:
Горшок измучила тоска,
Разбился он на три куска.
Спантамано решил ждать. Настанет час, когда события сами покажут, как быть. И когда этот час наступит, все увидят, на что способен Спантамано. Придя к такому выводу, согдиец допил вино (оказывается, помогает от горя, проклятье твоему отцу!) и завалился спать возле красивой жены, к которой искренне привязался с первого же взгляда.
Не одного Спантамано одолевали в эту ночь невеселые мысли. Ждал поворота событий Вахшунварта. Он так же, как и Спантамано, не хотел ни персов, ни македонцев. Но если молодой и горячий согдиец готовился к схваткам, намереваясь принять в них самое живое участие, то старый и осторожный бактриец заботился лишь о том, чтобы уберечь себя, своих родичей и свои богатства как от персов, так и от юнанов. Ему вспомнилась скала Шаш-и-Михра на востоке, у горного озера. На вершине скалы один из владетелей, преданных Вахшунварте, построил неприступную крепость. Вахшунварта надумал укрыться вместе с домочадцами в этой крепости и дожидаться там лучших времен.
Что касается Бесса, то он всю ночь слонялся по комнате, не находя себе места. У него на плечах неглупая голова. Под рукой войско. Но нет смелости, чтобы выступить против Искендера.
Долго не спал и Ороба. Мысли владетеля Наутаки отличались простотой. Он готовился примкнуть к тому, кто победит.
Так четверо столь разных людей встретили начало того дня, который решил судьбу одного из них, остальных же, наконец, заставил действовать.
Раньше этих двух бактрийцев не видели в Наутаке. Тогда без расспросов бы не обошлось, но теперь в городе кишели толпы чужих людей, явившихся из Бактрианы, и на подозрительных торговцев никто не обратил внимания.
Они молча слонялись по рынку, не собираясь ничего покупать или продавать. Один из них был высок, сух, носат и волосат; другой приземист, лыс и толст. Они, кажется, искали кого-то и негромко переговаривались между собой на языке, который не разобрал бы никакой бактриец. Они только глядели и никого ни о чем не спрашивали.
Обойдя базар, необычные купцы забрели в харчевню и присели в темном уголке, чтобы не привлекать к себе внимание присутствующих. В харчевне, как и везде, где собирается больше десяти человек, стоял шум. Крестьяне из окрестных селений, мелкие торговцы и ремесленники толковали о своих делах.
— Ни к чему не приступишься, все дорого.
— Еще бы. Товаров мало, все персы забрали.
— И когда мы от них избавимся?
— Скоро уже. Вот Явится Искендер и тогда…
