— Да, голубые, как платье, в котором вы вчера ездили в город. Такой интересный фасон.
Я ненавязчиво (как мне показалось) перевела разговор на наряды, а об этом Виктории было что рассказать. И уже через минуту мы с ней сидели на софе у окна в ее комнате и болтали, как добрые подружки. Точнее, болтала она, а я слушала и запоминала.
Но за полчаса я не услышала ничего стоящего. Вряд ли Джеду будет интересно, что его возлюбленная предпочитает корсеты со вставками из китового уса, а не из дерева, и терпеть не может украшения в виде искусственных цветов, которые в этом сезоне, как назло, вошли в моду. Когда Виктория от нарядов перешла к привычкам в светском обществе, я немного не к месту спросила, что она думает о метаморфах.
— Волки? — Женщина нахмурилась.
— Вы их не любите?
Бедный Джед!
— Люблю — не люблю. Мы же говорим не о комнатных собачках? Я не питаю к ним неприязни, если вы об этом. Но общаться с ними… мм… сложно. Особенно с мужчинами.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что с их женщинами я сталкивалась редко.
— Нет, почему сложно?
— У вас, видимо, нет знакомых оборотней, — не угадала она. — А сложность в общении заключается в том, что волки очень тонко чувствуют людскую натуру. Уже с первых минут они составляют о вас мнение, и, как правило, — верное. И их крайне тяжело бывает обмануть.
— А зачем обманывать?
— Как вы, однако, молоды. — Виктория покачала головой. — Обман — это не всегда плохо. Должны же у женщины быть секреты? Может она, к примеру, сказать, что не любит оперу, и отказаться от похода в театр, чтоб не сидеть в одной ложе с ненавистной кузиной? Или наоборот — приврать, что обожает бега, и ненавязчиво напроситься в приятное ей общество? Или пожаловаться в нужный момент, что у нее болит голова?
— Голова? Это чтобы к ней не приставали с разговорами?
— И с разговорами тоже, — усмехнулась красавица.
Нет, это однозначно не то, что я могла бы рассказать Джеду. Близилось время встречи, а я так и не нашла, чем можно было бы порадовать влюбленного мужчину…
Джед
Что меня порадовало бы, так это если бы Сана-Милисента сообщила, что завтра вечером все семейство Солсети приглашено на ужин к соседям, слугам дали выходной, а шкатулка Виктории, в которой хранятся опрометчивые послания дэя Роджера, будет стоять на подоконнике распахнутого окна ее спальни. О шкатулке я знал от Лен-Леррона, о расположении спальни — от Милисенты, и, увы, это была единственная полезная информация, которую мне удалось от нее получить.
— Боюсь, что ничем не смогу вам помочь, дэй Джед, — вздохнула моя юная поверенная.
— Не говорите так, Сана, вы уже помогаете мне, — с жаром уверил ее я. — Для меня счастье общаться с кем-то, кто видит ее каждый день, говорит с нею. А большего мне пока и не нужно…
— Правда? Вы готовы удовлетвориться малым?
— А что мне еще остается? — вопросил я уныло.
— Если бы вы хотели, я могла бы представить вас дэйне баронессе как старого знакомого, и вы стали бы бывать на вилле.
Этот вариант я держал на крайний случай.
— Не стоит. Дэйна Агата — мать покойного мужа Виктории, и при ней мне будет неудобно. Понимаете? Я бы предпочел встречу в другом месте…
— Хотите, чтобы я помогла организовать вам свидание? — Смущение Милисенты мешалось с восторгом от возможной авантюры.
Пришлось ее разочаровать:
— Нет-нет, я не об этом. Возможно, какой-нибудь прием, куда я смог бы попасть. Или театр. Здесь же есть театр?
— Да, есть. Но местная труппа не пользуется успехом, а о гастролях пока не слышно.
— Жаль.
Разговор исчерпал себя, но мне не хотелось отпускать девушку: нужно было укрепить ее расположение ко мне, а потому я осторожно перевел тему с Виктории на саму Милисенту. Обычно подобные девицы общительны и с удовольствием рассказывают о себе, но Сана меня удивила.
— Мне нечего рассказать. Жила, училась. Теперь работаю здесь.
— А ваша семья?
— Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой…
Лисанна
— Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой…
Я говорила о родителях Милисенты, а не о своих, и, как в детстве, скрестила пальцы за спиной, чтобы моя ложь не обернулась правдой.
Мама действительно умерла, еще при родах. А отец жив и, надеюсь, здоров. Бедный папочка! Как он, наверное, расстроен из-за моего побега. Я оставила ему письмо, написала, что теперь сама стану устраивать свою жизнь и чтобы он не искал меня. А теперь жалела о той резкости. Нужно было бы написать ему еще, сообщить, что у меня все хорошо, что я живу в приличном доме и ни в чем не нуждаюсь. Но я боялась, что по письму он сможет меня отыскать.
— Простите, Сана, — смутился Джед, когда я умолкла, отвлекшись на эти размышления. — Должно быть, я затронул не слишком приятную для вас тему.
Какой же он все-таки милый. Тактичный, вежливый. Понятно же, что я ему совсем не интересна, но ему неудобно уйти, проговорив всего десять минут, вот и расспрашивает.
— Это вы меня простите, но мне в самом деле нечего о себе рассказать. Поговорим лучше о вас. Откуда вы? Чем занимаетесь?
Это было нескромно с моей стороны, но все же лучше, чем продолжать врать о себе. Я еще не забыла слов Виктории о том, что метаморфы чувствуют ложь.
Джед
Что ж, я сам начал этот разговор. Пришлось подыграть и рассказать Милисенте о себе. Рос в провинции, после служил в королевской гвардии. Думаю, она не настолько глупа, чтобы не понять, что это значит: служба при дворе — привилегия дворян. Вспомнили мое образование правоведа — рассказал еще и об учебе в университете.
— А как вы познакомились с Викторией?
Странно было, что она не выспросила подробности моей встречи с «возлюбленной» раньше. Ответ на этот вопрос был заготовлен, но я решил приберечь тему для будущей встречи.
— Я расскажу вам об этом завтра, — пообещал я. — Мы ведь увидимся завтра?
На следующий день я поведал ей о том, как увидел Викторию на одном из столичных приемов. Милисента заглатывала мои слова, как рыбешка наживку, но не спешила радовать в ответ: все семейство Солсети, как и прежде, безвылазно сидело на вилле, и моя встреча с предметом грез (это я о шкатулке, естественно) откладывалась на неопределенный срок.
Еще через день я принес Сане подарок — баночку орехового масла. Девушка удивилась такому презенту, а после смутилась, узнав, куда исчезла та баночка, что она брала в дорогу. Мне удалось свести дело к шутке, благо, и рана от ножа, и ожог от уксуса зажили, и у меня не оставалось причин сердиться на незадачливую лекарку.
