В третьем лице обратилась и Михаль к Давиду, когда высмеивала его: «Как отличился сегодня царь Израилев…» — и такая же насмешка сразу ощущается теперь, спустя десятки лет, в разговоре слуг с тем же самым Давидом. Вначале они трижды обращаются к нему в почтительном третьем лице, но похоже, что Давид не услышал их, лежа под своими одеялами. И тогда к нему обратился четвертый слуга, и нам почти слышно, как он повышает голос: «И лежала бы у чресел твоих!» — и говорит это вульгарно и дерзко, в панибратски-пренебрежительном втором лице.
Почему? Именно на это хочет намекнуть текст. Царь не понял уважительную форму трех предыдущих обращений, и прямые слова: «И лежала бы у чресел твоих» — втолковывают ему: «Ну, сейчас ты понял наконец?!» И тогда трясущийся под одеялами царь, наверно, кивнул и, возможно, даже одарил слуг слабой улыбкой, и они вернулись к почтительному третьему лицу, отдающему фальшью и лицемерием: «И будет тепло господину нашему, царю…»
Но слова: «И лежала бы у чресел твоих» — не только грубое нарушение почтительности и дворцового церемониала. У них есть дополнительное назначение — напомнить читателю манеру, в которой за много лет до того пророк Нафан укорял Давида за смерть Урии. Он рассказал ему тогда притчу об овечке бедняка, сравнив эту овечку с Вирсавией: «От хлеба его она ела, и из его чаши пила, и у чресел его лежала»
[78]
(2 Цар. 12, 3), — а эти слова тотчас перебрасывают память читателя к словам самого Урии, обращенным к Давиду: «А я вошел бы в дом свой есть и пить и лежать со своею женою?» Так автор завершает цепь своих намеков, и читатель понимает, почему сейчас царь Давид находится в таком жалком и смешном положении.
Смехотворность этого положения усугубляется тем, что «девственную отроковицу» принялись искать по всем просторам земли Израильской. В конце концов нашли некую Ависагу Сунамитянку, которая «была очень красива», и привезли ее в Иерусалим. То, что ее нашли в далеком Сунаме, на самом краю Изреельской долины, подтверждает, что поиски охватили всю страну. Почему? Что, в районе Иерусалима не нашлось ни одной «девственной отроковицы» приятной внешности и с подходящей температурой тела? Конечно, это тоже насмешка над царем: вот чем занимается его правительство — оно ищет красивых девиц по всем просторам Израильского царства!
«Но царь не познал ее»
«Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему; но царь не познал ее».
Читатель читает и не верит своим глазам. Он спрашивает себя, зачем распространять такие сплетни? Почему Библия опускается до уровня желтой прессы? Ведь даже нынешняя журналистика с ее вульгарными разоблачениями и погоней за сенсациями и та не публикует таких рассказов о руководителях страны. Почему же здесь предана гласности столь позорная и ненужная деталь, которой никак не место в Священном Писании, разве что в пересудах и подмигиваниях дворцовой прислуги?
Тому есть две причины. Во-первых, Библия хочет намекнуть, что Давид наказан за грех, совершенный по отношению к Вирсавии. Тот, кто согрешил в постели, в постели и наказан. Тот, кто ради своей неуемной похоти пошел на прелюбодеяние и убийство, теперь бессилен удовлетворить свою похоть. А вторая причина — в желании наказать Давида продолжением насмешек. Раньше насмехались над его дряхлостью и сенильностью, теперь смеются над его импотенцией.
Мудрецы Талмуда
[79]
и тут поспешили на помощь Давиду, утверждая, что в действительности дело обстояло иначе. Якобы Ависага, отчаявшись пробудить страсть царя, выразила недовольство, и тогда Давид, чтобы доказать ей, что не иссох еще его родник, позвал Вирсавию и переспал с ней то ли восемнадцать, то ли тринадцать раз подряд. Я уже не помню точную цифру, но у меня нет желания проверять такого рода комментарии, вся цель которых — доказать удрученной девице и уязвленному в своей национальной гордости читателю, что и на склоне лет еврейское мужество царя Давида все еще высилось во всей своей прежней мощи.
Лично я предпочитаю этим выдумкам более поздний еврейский анекдот, который рассказывает, что после кончины Давида Ависага вернулась домой, и там, у Сунамского колодца, подруги спросили ее, как, мол, было в большом городе и в царском дворце. И Ависага ответила: «Теперь я знаю разницу между словами „иметь удовольствие“ и „поиметь удовольствие“».
«А господин наш Давид не знает о том»
Но кроме всего этого Библия хочет подготовить нас к новым событиям. Буквально в следующем абзаце автор рассказывает, что в это время один из сыновей Давида, Адония, сын Аггифы, объявил себя главным среди братьев и захотел царствовать. Не дожидаясь смерти отца, он стал разъезжать по городу в царской колеснице и в сопровождении пятидесяти скороходов, в точности как это делал его брат Авессалом перед тем, как взбунтовался против этого же отца.
Адония собрал вокруг себя влиятельных сторонников, но у него объявились также влиятельные противники. Однако сам Давид не вмешался в эту борьбу. И по простой причине — он не знал о ее существовании. Об этом сказано прямым текстом, через один абзац. Когда Адония при всем народе торжественно объявил себя царем, пророк Нафан пришел к Вирсавии и сказал ей: «Слышала ли ты, что Адония, сын Аггифин, сделался царем, а господин наш Давид не знает о том?» (3Цар. 1, 11) Иными словами, недомогание Давида не ограничивается ознобом. Он вообще не знает, что происходит вокруг него.
Теперь становится понятным, почему автор так живо интересовался деталями отношений царя с «очень красивой девицей», лежавшей в его постели. Оказывается, Давид не только эту девицу «не познал» — он не способен «познать» и о том, что происходит в его царстве, в его столице и даже в его собственных дворце и семье. И не случайно Вирсавия с пророком Нафаном тут же воспользовались этим состоянием царя, чтобы убедить его завещать царство Соломону.
Мораль всей этой истории вполне согласуется с тем принципиальным возражением против идеи царства, которое многократно звучит в Библии. Я уже говорил раньше и напомню теперь, что, согласно Библии и пророкам, идеальная схема власти такова: царь народа — Бог, а пророк «озвучивает», то есть передает народу, Его слово. Такая власть существовала лишь дважды — во времена Моисея и во времена Самуила, и в обоих этих случаях сыновья не унаследовали пророческий статус отцов. Это лишний раз подчеркивает, что речь идет не о той схеме, когда власть переходит от отца к сыну, как в обычном царстве.
Царь Давид начал свой путь самым многообещающим образом. По одной из версий 1-й книги Царств — как талантливый и красивый юноша, пришедший играть перед царем Саулом, и в то же время разумный в речах человек и храбрый воин, которому покровительствует Господь. По другой версии — как смелый, находчивый, непредсказуемо ведущий себя юноша, победивший филистимского великана Голиафа в единоборстве, которое решило исход сражения. Две версии существуют и о конце его жизни. Согласно 1-й книге Паралипоменон, он никогда не грешил и еще при жизни передал власть сыну Соломону. Книги Царств, напротив, рисуют человека, которого всеобщая любовь и безграничная власть развратили настолько, что он дошел до прелюбодеяния и убийства, за что понес наказание Господне. Эта версия содержит урок, сохранивший свою актуальность и поныне: ни один лидер, даже такой выдающийся, как царь Давид, не говоря уже о менее значительных, не может руководить народом, если он нарушает законы морали и нравственности.
